Всех прогнать! Всё переменить! Иначе добра не будет, и в самом деле падут тысячи невинных жертв. Неужто ждать обещанных злодеями рек крови?!

Либеральное гнилье! Хотят перемен, принялись вводить новшества. А тем временем злодеи, революционеры, всякие там «Молодые России» и «Организации» в тишине и без опаски готовят кровавую баню. А власти нет, бдения нет, все увлеклись новациями. Далее так продолжаться не может! Надо срочно принять меры, пока дело не зашло слишком далеко и злодейские посулы не сбылись. Окружить себя верными надёжными помощниками, противниками либеральных идеек.

Александр был ожесточён. И ожесточение не проходило. Не смогла умягчить его и Катенька. Он не отзывался на её щедрые ласки. Она поняла. Сказала только:

— Ступайте к тётеньке, Ваше величество, моё величество. Она подскажет, что делать...

— Будто я не знаю, что делать, — хмуро отвечал Александр. Он уже всё решил про себя безо всяких советов. И не надобно ему никаких советчиков. Костя, разумеется, стал бы его отговаривать от крайних мер, от перемен в правительстве. Они-де ничего не смогут изменить. Смогут, смогут!

Но к великой княгине он всё-таки пошёл. Не столько за советом, сколько от желания выговориться.

Елена Павловна, разумеется, была обо всём осведомлена: её салон регулярно посещали особы в высшей степени посвящённые в разнообразные события, тайны, секреты и прочее.

— Тётушка, Елена Павловна, ты мой оракул, — начал Александр, входя. — Я собираюсь прибегнуть к крайним мерам.

— Крайние меры всегда плохи, — отозвалась тётушка. — Они свидетельствуют о слабости власти, об её неуверенности и даже растерянности. Не советую. Тем паче, что ты, мой друг, убедился во всенародной любви к государю императору. Меня эта демонстрация, эти крики ура, это подхваченное толпой в едином порыве «Боже, царя храни!» весьма воодушевило.

— Но ежели не вырвать с корнем крамолу, то она станет беспрепятственно разрастаться и множиться, — возразил он. — Я решил отправить в отставку министров, ответственных за порядок в империи. Они, как показывают события, все прохлопали.

— Твоё дело. Но неужто новые будут лучше? Я, мой друг, в этом сильно сомневаюсь. Способные люди не там, где ты их станешь искать.

— Где же они?

— Пусть тебя не удивляет то, что я скажу: они по большей части в противном стане. Узнать их, найти с ними общий язык, приблизить к власти, а не сажать в Петропавловку, не ссылать в Сибирь — вот, на мой взгляд, то, что составляет программу мудрого правителя. Конституция стоит на пороге, друг мой. Она стучится в дверь...

— Пусть себе стучится, — фыркнул Александр. — Я всё равно не открою. Сейчас не время. Лучше сказать, не её время.

— По-моему, ты ошибаешься, мой друг. Я даже считаю, что её время осталось позади, девятнадцатого февраля.

— Ошибаешься, тётушка, — хмуро отвечал Александр. — Общество наше надобно долго готовить. То, что есть кучка — не более того — людей подготовленных, могущих работать, для него ровно ничего не означает. Самодержавие было и остаётся до сего дня фундаментом России. И она ещё долго будет покоиться на атом фундаменте.

Елена Павловна пожала плечами. Она знала: державный племянник упрям. Вряд ли стоит доказывать ему, что самодержавие пережило своё время, что подкопы под него станут год от года умножаться, что оппозиция будет крепнуть...

— Лучше всё-таки приступить к пробным, пусть малым шагам, шажкам, нежели отвергать её с порога, — наконец вымолвила она. — Ты знаешь, мой друг, что я твоя союзница и всегда хотела и хочу тебе добра, а значит, и Россия. Если держать вожжи постоянно натянутыми, лошади в конце концов перестанут повиноваться.

— Есть шпоры, есть кнут, — бесстрастно заметил Александр. — Благодарю тебя за добрые слова. Я их выслушал и намотал на ус.

— Слава Богу, есть на что наматывать, — улыбнулась Елена Павловна. — Однако призываю тебя, мой друг, быть осмотрительным. Ожесточение — худой советчик.

— Знаю, — бросил Александр уже с порога. Он был так поглощён своими мыслями, что поступился этикетом — не приложился к руке.

На следующий день, когда Валуев явился с традиционным докладом, Александр, силясь придать своему голосу как можно больше тепла и задушевности, сказал ему:

— Ты знаешь, Пётр Александрович, сколь я ценю тебя, твои способности и услуги. Но в нынешних обстоятельствах я принуждён отказаться от них. Ты сам видишь, какова крайность, какие тучи нависли надо мной и над Россией. Я должен прибегнуть к решительным мерам, дабы положить конец крамоле. Прости меня и помни, что ты остаёшься необходимым мне человеком, что и впредь я рассчитываю на твою помощь и советы. Прошу тебя: не считай, что твоё время ушло.

Валуев несколько мгновений оставался нем. Наконец он произнёс: