Шрифт:
– Потому-то она и требовала, чтобы Соня носила медальон. – Елена Станиславовна вздохнула. – Она знала, что формулу можно прочитать, только имея оба украшения, и, как все аутисты, поняла это буквально.
– Да. – Реутов налил себе воды. – С вашего позволения. Но когда исчезла Лиза, медальон тоже исчез, и второй стал бы бесполезен, не запиши профессор формулу еще где-то. Может, он и записал, но то, что после приезда из Лондона проект прикрыли, а все записи увезли, очень сильно его подкосило. Я расспрашивал старых сотрудников института, они отлично помнят те события. Профессор закрылся на даче, и вот вопрос – почему его лаборатория работала? Ответ прост: к нему обратились другие люди. Думаю, это люди из какой-то правительственной организации, они были в курсе работы профессора. Он попытался восстановить свои записи, но не смог. Жена умерла, сын болел, сам профессор стал осознавать, что натворил. А когда он умер, все его бумаги были изъяты, но не сотрудниками кафедры, как думала Соня, а совсем другими людьми. Я сделал запрос в архив, работа профессора по сей день засекречена. Но, думаю, формулы там нет, потому что, когда я стал копать, последовали странные телодвижения. Сначала убили Татьяну. Потом стреляли в Соню. А после пытались убить Елену Станиславовну. Человека, который был убит в доме Оржеховских, не опознали. Его отпечатки пальцев вытравлены химическим способом, лицо со следами пластики. И он что-то искал в доме Шумиловых. Я не знаю, как Татьяна дала ему понять, что у нее есть нечто важное и нашла она это в доме Шумиловых…
– Я знаю. – Светлана Терентьевна вздохнула. – Значит, это она звонила.
– Мама?!
– Я не придала этому значения и вовсе забыла. Ты уехал в город заказывать котенка. А тут звонок на городской номер, а я только что поговорила с доктором и решила, что это он перезвонил. Это была девушка. Как я теперь понимаю, именно Татьяна. Она спросила Диму, а потом заявила: скажите ему, что звонила хозяйка бала. Я нашла нечто важное, имеющее отношение к семье Шумиловых, старые фотографии не лгут.
– Вас прослушивали. – Соня испуганно оглянулась. – Боже мой…
– Это тебя прослушивали. – Влад нахмурился. – У тебя «жучок» в домашнем телефоне стоял, допотопный, но рабочий, а диапазон там большой. Я его убрал. Но когда Танька и Дарик влезли в твой дом, их тоже начали прослушивать, все эти наши сотовые телефоны – просто следящие устройства, которые мы таскаем с собой добровольно.
– Да. – Реутов кивнул. – Думаю, сначала обыскали дом Сони и взяли альбом, в котором отсутствовал снимок. Они решили, что формула на одной из фотографий и нужную унесла Татьяна. Дом Дариуша обыскали, но ничего не нашли и решили, что эту вещь Татьяна носит при себе. И парень нашел ее, она же ждала звонка, думала, что Дмитрий Владимирович бросится к ней выяснять – а пришел киллер и просто заколол ее. Наверное, она и понять ничего не успела. С собой у нее была только старая фотография, и убийца решил, что это она и есть. Когда оказалось, что там ничего интересного для них нет, он решил снова обыскать дом Шумиловых, а тут мы – сидим, чай пьем и уходить не собираемся. Он выстрелил в окно, не желая убить, ему требовалось просто убрать Соню из дома на ночь – и она пошла ночевать к соседям, конечно же. Думаю, дом был обыскан снова, но следов обыска на этот раз не оставили. И тогда, прослушивая Оржеховских, они понимают, что формула может быть в записях старика.
– И ради этого они были готовы убить? – Елена Станиславовна бледнеет. – Но зачем?
– Затем, что это до сих пор актуально. – Реутов сухо улыбнулся. – И всегда будет актуально. Формула стоит больших денег. В архиве сказали, что бумаги профессора Шумилова неоднократно запрашивали к просмотру, и я думаю, искали формулу, они же точно знали, что она есть, вот пять живых доказательств. Вить, что там?
– Повязали всех как миленьких. Теперь пойдет потеха, успевай только поворачиваться.
– Что?!
Афанасьев бросился к окну, и все как по команде кинулись за ним.
Лужайка перед домом представляла собой красочное зрелище. Группа полицейских в форме вела нескольких мужчин, посреди лужайки лежала горка оружия.
– Они следили за нами, а мы тем временем следили за ними. Они были готовы убить всех в этом доме, чтобы заполучить формулу. – Реутов смеется. – Они нас с Витьком прослушивали, дебилы, а мы им ловушку расставили. Извините, Дмитрий Владимирович, немного клумбы вам помяли. Теперь сдадим их куда следует, пусть там разбираются.
– Но как же… – Афанасьев обеспокоенно посмотрел на Соню. – Пока формула есть, кто-то всегда будет стремиться ее получить.
– Да. – Реутов подошел к Соне и протянул руку. – Дай мне его, я тебе верну.
Соня сняла с шеи медальон и положила в протянутую ладонь. Ей хотелось уйти отсюда, забрать котенка и уйти. И постараться все забыть.
– Дмитрий Владимирович, я надеюсь на вашу помощь, потому что бриллиантов у меня нет. – Реутов подбросил в ладони украшения. – Нужно выковырять эти и вставить новые. А старые утилизировать, что ли, и быстро, пока эти дебилы не заговорили, иначе спецслужбы изымут камни, и я не знаю, в чьи руки они попадут.
– Идемте. – Дина снова тут как тут. – Разберемся.
В комнату вбежал рыжий котенок и, увидев Соню, отчаянно замяукал. Чтобы его человек знал, как он одинок и несчастен.
– И что ты ему сказала?
Анжелка сидит на окне, болтая ногами. Прошел дождь, последний день августа выдался пасмурным, и она замерзла в своей красной футболке.
– Ничего. – Соня вздохнула. – Я не знаю, что ему сказать. Им всем. Они все от меня чего-то хотят, Анжел. Дмитрий Владимирович… он хороший, очень добрый, но я не знаю… И Вадим, его сын. И бабушка. Вот с ней мне как-то легче, она ничего от меня не хочет – звонит иногда, раз в неделю приезжает, или я приезжаю к ней. Вместе ко мне в дом ездили, я чердак чистила от хлама.
– Неужто все выбросила?
– Да. – Соня качнулась в кресле. – Незачем хранить вещи этих людей. Дмитрий Владимирович ворота поставил, дорожки проложили… но я не знаю, как на это реагировать.
– А чего ты хочешь сама?
– Чтобы меня все оставили в покое.
– Ну нет, подруга, на это не надейся. – Анжелка прищурилась. – У тебя пиво есть?
– В холодильнике.
Анжелка соскочила с подоконника, потревожив котенка в кресле, он проснулся и настороженно посмотрел на людей – дескать, что за грохот?