— Да разве этот бешеный тигр из Самальпоа приговаривает к меньшей мере наказания? Только к смерти! Но я плюю на это! Долой тирана!

Заключенные, переполнившие бастион, вглядывались в зелень прибоя, бурлившего между контрфорсами крепостной степы. Всех охватило нервное возбуждение, люди были готовы реветь, вопить, выть. Доктор Альфредо Санчес Оканья, поэт и памфлетист, знаменитый революционный трибун, вышел вперед, вытянув по-ораторски руку. Часовой, прохаживавшийся с винтовкой наперевес у крепостных ворот, подозрительно уставился на смельчака.

— Героические борцы за свободу! — начал Оканья. — Мученики благороднейшего дела! Ваши имена будут вписаны золотыми буквами на скрижали нашей истории! Братья! Те, кто завтра будет расстрелян, шлют вам привет и склоняют пред вами головы!

Широким жестом он сорвал с себя шапку. Все последовали его примеру. Часовой щелкнул затвором:

— Назад! На бастионе стоять не велено!

В ответ раздался голос Санчеса Оканья:

— Презренный раб!

Лодка под парусом с морской полицией на борту вылавливала трупы. Одни… два… три… четыре… пять… шесть… семь… Толпа на бастионе пришла в неистовство, никто не желал уходит!.. И тогда затрубили тревогу — и выбежала стража.

Охваченный нервной дрожью Начито повис на руке студента:

— Всем нам конец!

Старик, латавший одеяло, спокойно воззрился на него и со смешком заметил:

— Не стоит так цепляться за эту дерьмовую жизнь!

Тоненьким, прерывающимся голоском Начито всхлипнул:

— Не хочу умирать! За мной нет никакой вины. Меня сгубили ложные улики!

— Как! Вы не за революцию пострадали? Стало быть, вы разделите участь честных людей, не имея на то должных прав.

Начито, вконец ослабевший от страха и безысходной тоски, умоляюще уставился на старика заключенного, который, нахмурив сурово брови, погрузился в этот момент в тщательное изучение геометрии одной из заплат на разложенном у его ног одеяле. Начито сделал попытку заручиться благорасположением пергаментного старика. Случай свел их под смоковницей в углу внутреннего двора-коридора.

— Я никогда не сочувствовал революционным идеям и теперь очень об этом сожалею. Вот вы настоящие герои, и вам обеспечено место в анналах истории. Мученики за идею. Знаете, друг мой, доктор Санчес Оканья так проникновенно говорил!

Слова Начито подхватил с мрачным воодушевлением студент:

— Лучшие головы республики на стороне революции!

Начито льстиво поддакнул:

— Самые лучшие головы!

Латавший одеяло старик, вдевая нитку в иголку, с угрюмой презрительностью отрезал:

— Значит, для того чтобы это уразуметь, надо самому побывать в Санта Монике? По всему видно, молодой человек, что и вы тоже далеко не революционер.

С металлом и голосе Марко Аурелио отчеканил:

— Теперь раскаиваюсь, что я им не был, но, если только выйду отсюда, непременно стану.

Делая узел на нитке, старик заметил со смешком:

— Благими намерениями ад вымощен!

Марко Аурелио внимательно посмотрел на старого консниратора и нашел его слова столь глубокомысленными и справедливыми, что даже не обиделся. В тюрьме для политических заключенных. бестрепетно ожидавших смерти, они казались ему неоспоримой истиной.

Морские валы били в крепостную стену, гобои воли славили триумф смерти. Черные птицы кружили в небесной синеве, их тени бороздили каменные плиты тюремного двора. Марко Аурелио впервые почувствовал унизительность всей прежней своей жизни, пришпиленной к материнской юбке, жизни пустой, нелепой, как движения марионеток, о которых забывают, едва лишь кончается представление. Теперь его мучило былое политическое безразличие. Эти стены, эта темница, где томились страстные борцы-революционеры, усиливали в нем презрение к своей прожитой напрасно жизни, прожитой в младенческом бездействии среди домашнего уюта и схоластических занятий ради школьных и университетских поощрений и наград. В смущении внимал он старику, ловко орудовавшему иглой:

— Вы угодили сюда по несчастной случайности или вас подослали нарочно, чтобы подслушивать здешние разговоры? Тут, приятель, надо бы сразу внести полную ясность. Пройдитесь по загородкам и поищите, авось найдется какой-нибудь поручитель. Вы утверждаете, что вы студент? Здесь полно университетских. Если хотите сыскать друзей в этой клоаке, постарайтесь поскорее подтвердить это делом. Платонические революционеры особого доверия не внушают.

Студент сильно побледнел. Начито, глядя на старика с умильной собачьей преданностью, взывал к милосердию:

— Ведь и меня тиран Бандерас держал в постоянном страхе. Это такой кровопийца! Но нелегко было вырваться из его цепей. Для полезного дела я не пригоден, да и кому я нужен, коли я куска хлеба не умею заработать? Генерал бросал мне со стола кости, и я должен был терпеть все его насмешки. Для него я был чем-то вроде шута горохового. По-своему он, быть может, даже ценил меня. Вы скажете, что это плохо, что я отпетый подонок, что ниже пасть уже невозможно, что свое человеческое достоинство нельзя втаптывать в грязь? Верно. Но подумайте только, что может представлять собой человек, свободная воля которого ограничена законом наследственности? Отец мой — алкоголик! Мать — истеричная психопатка! Генерал хоть и презирал меня и потешался надо мной, но выходки мои его развлекали. У меня были даже завистники. И вот теперь я низвергнут в такую пропасть!