– Тэк, очень правильно сделали!

– Да что уж тут правильного, если скот приходится хворостом кормить, а трава нескошенная под снег уходит?

– Это интересно!
– вроде как обрадовался директор.
– Не успели скосить?

– Каждое лето не скашиваем. А и скосим, так сено гниет на месте, неубранное. Бабушка моя говорит, что бог наказывает. Лучше бы уж разрешили для своих коров хоть понемногу корму заготовить, а то и свои коровы голодные стоят всю зиму.

Директор потянул усы книзу.

– Выходит, что вы хотите в первую голову кормить своих личных коров?
– спросил он.
– А как это называется на нашем языке, товарищ Мамыкин? Слыхали вы что-нибудь о частном секторе в народном хозяйстве?

Шурка не смутился, ответил:

– Коровы не виноваты, что они в частном секторе. Они ведь не в чужом государстве, все советские. И молоко от них пьют не буржуи какие-нибудь, а свои люди. А получается, что ни колхозных, ни своих коров не кормим. Вон какие они стали теперь, от овец не отличишь, разве это коровы - выродки. Сердце кровью обливается, как посмотришь на их жизнь.

– Это у кого сердце кровью обливается, у вас, что ли?

– И у меня. Что я, не человек?

– А председатель ваш куда смотрит?

– Что председатель? Он все помощи ждет. Если б он меньше на советскую власть надеялся, может, лучше было бы. Сам бы думать начал, и скот бы меньше скудался. И свиньи у нас голодают, жалко смотреть.

– Тэк-тэк!..

– Есть у нас такая Нюрка, маленькая девчонка, Молчунья. Ее поставили на свиноферму. А зимой свиньи от голода - совсем как дикие звери. Все деревянные кормушки изгрызли. Нюрка каждое утро уходит из дому и с матерью прощается, потому что боится: схватят ее когда-нибудь свиньи и съедят. И падеж каждую зиму. Тогда что Нюрка придумала? Стала собирать конские свежие яблоки и кормить ими свиней. Навалит полное корыто, чуть посыплет отрубями да перемешает, и свиньи жрут на доброе здоровье. Падеж прекратился. В районной газете - читали, наверно?
– целая страница была напечатана, как в нашем колхозе свиное поголовье сохранили. Нюрка делилась своим опытом.

– Изобретательная девушка!
– восхищенно сказал директор.
– Правильно сделала, молодец!

– Конечно, правильно сделала. И молодец - тоже правильно. Только про такую правду лучше бы в газете не печатали. Свиньям и то стыдно было...

И вдруг директор спросил:

– Вы, случайно, не бригадир, товарищ Мамыкин? Не председатель колхоза?

Шурка сразу осел, застеснялся.

– Почему вы не учитесь, молодой человек? Как тебя звать?

– Александр.

– Так почему же ты, Александр, не учишься?

– Павлик учится.

– Павлик?

– Да.

– А ты что?

– А я уж буду на земле.

– Вот для земли-то и надо бы учиться.

– Нельзя мне, Аристарх Николаевич.

– Тэк! Не понимаю. А ну-ка, садись, Александр!

Шурка сел на стул под фикусом.

– Не понимаю, - повторил директор.

– У нас так ведется, Аристарх Николаевич: если всем учиться нельзя - старший учится. И бабушка хочет, чтобы Павел выучился, скорее помощь придет.

– Значит, бабушка за Павла стоит?

– Да! И Прокофий Кузьмич, председатель наш, на него очень надеется. А я - чтобы земля не осиротела.

– Как ты сказал?
– переспросил директор.

Шурка смущенно промолчал.

– Значит, чтобы земля не осиротела? Тэк-тэк! Хорошо сказал!
– Директор подвинул к себе тетрадку и записал что-то на чистой линованой страничке, словно поставил Шурке отметку за хороший ответ.
– А Прокофий Кузьмич ваш... что ж, Прокофий Кузьмич, он действительно все на кого-нибудь надеется. Не просчитается он с Павлом, не ошибется, как ты думаешь?

Шурка опять промолчал.

– Я хочу сказать, - пояснил директор, - будет ли ваш Павел потом работать в колхозе?

Что мог ответить на это Шурка? Разве Павел учится для того, чтобы работать в колхозе? Бабушка об этом думает совсем иначе. А как думает об этом сам он, и думал ли он об этом когда-нибудь и как следует?

– Прокофию Кузьмичу виднее, - сказал он невнятно.
– Надо же кому-то и в люди выходить. Директор удивился.

– Вот это, батенька мой, что-то не то. По-моему, ты говоришь не свои слова. На тебя это не похоже.
– И Аристарх Николаевич потянул усы книзу.
– Прокофий только и ждет, чтобы на пенсию выйти, а ты говоришь - ему виднее. Да что ему виднее? Всe ли он видит, твой Прокофий Кузьмич? Видит ли он тебя, например?

И на это Шурка не мог ничего ответить.

Директор опять что-то записал в тетрадку и заговорил словно бы о чем-то другом, очень спокойно:

– Отец твой - я же его хорошо знал!
– обязательно бы стал тебя учить. Тебя, а не Павла.

– Почему не Павла?

– Да вот так: тебя, а не Павла!

– Пускай уж лучше Павлик учится, - тихо сказал Шурка.

– Вот именно: если бы лучше! Не получается что-то у твоего Павлика, дорогой мой Александр. Не получается!

– Что не получается? Как?