Аристарх Николаевич прошел в горницу, сел к столу и начал привычно потягивать усы книзу. Присел к столу и Прокофий Кузьмич, расстегнул пиджак на круглом животе, потер лысину.

– Ну, что будем делать, дорогой гость? Жалко, хозяйка у меня где-то на работе, но мы можем сообразить и без хозяйки.

– Соображать не будем, - сказал директор.
– Давайте лучше поговорим насчет антимеханизаторов.

– Каких это, о чем?

– А вы разве не читали в газете?

– Нет, мне не докладывали, - встревожился председатель.

– Отказались вы от льнотеребилки?

– Ну что вы, Аристарх Николаевич, мы же друг друга понимать должны...

– Что понимать должны?

– Ну как же? Вы же меня знаете?

– Ну, знаю. Вы о чем?

– А вы о чем?
– спросил, в свою очередь, Прокофий Кузьмич.

– Что-то я вас не понимаю!
– удивился директор.

– А вы думаете, я вас понимаю?

– Тэк-тэк!..
– затэкал сбитый с толку директор школы.

– Что "тэк-тэк"?
– не сдавался Прокофий Кузьмин.

– Льнотеребилка у вас не работает? Скажите прямо.

Прокофий Кузьмич не хотел отвечать прямо.

– Вы лучше скажите, с чем ко мне приехали?
– спросил он.

Аристарх Николаевич достал из кармана свернутую газету.

– Прочитайте, если не читали, и давайте не будем морочить друг другу голову.

Прокофий Кузьмич взял газету, но не стал разворачивать ее, а поднялся со стула, постоял, подумал и неожиданно для директора пошел за занавеску на кухню. Там загремела посуда.

Аристарх Николаевич прислушался, сказал:

– Не надо, Прокофий Кузьмич! Это от нас никуда не уйдет, успеем.

– Покушать надо с дороги, - сказал хозяин.

– Дорога не велика, я еще не проголодался. Читайте газету!

Прокофий Кузьмич вернулся с кухни, сел к столу и развернул газету. Читал он долго, читал и вскидывал время от времени глаза на директора. А директор сидел, ждал и все хотел понять: читал ли до его приезда председатель статью об антимеханизаторах или не читал.

Наконец Прокофий Кузьмич отложил газету и вспылил:

– Подвел, прохвост, это его дело!

– Кто подвел?

– Да молокосос этот. Видали, как за добро платят?

– Кто это?

– Да мамыкинский парнишка. Сирота этот.

– Павел?

– Павел что! Шурка, прохвост, подвел.

– В чем же он провинился?

– А вы читали газету?

– Я-то читал...

– Так вот это его дело.

И Прокофий Кузьмич дал волю своим обидам.

– Я ли не проявлял заботу о них, и о Шурке об этом! Выкормил, выпоил, на лен поставил. И вот благодарность. Дисциплины нет, никакого почтения к старшим нет, руководства не признает. А ведь молокосос! Весной также навредить мог. И бабка, эта старбень, не в свои дела лезет. Конечно, льнотеребилку увели с поля из-за Мамыкина, правильно корреспондент подметил. Обиделись ребята и уехали. Мне рассказывали об этом деле, факты подтверждаются.

– Тэк-тэк!
– раздумчиво потягивал усы директор.
– Нашли зверя! Какие же вы меры приняли?

– Поздно было меры принимать. Да меня и дома не было. Слово они дали, что весь лен руками уберут.

– Однажды приходил ко мне этот Шурка, - сказал директор.
– Понравился мне паренек: умный, самостоятельный.

– Вот-вот, самостоятельный!
– опять вскинулся Прокофий Кузьмин.
– Знаете, к чему такая самостоятельность приводит? Сегодня он меня не признает, завтра вас, потом секретарю райкома нагрубит, а там, гляди... Молодые!

– А Павел? Смена-то ваша?

– Что - Павел? Пашка - он тоже... Черт его знает, что еще из него получится. Может, я зря за него душу отдаю.

– Да разве вы отдаете душу, Прокофий Кузьмин?
– сказал директор.
– Если бы душу отдавали, другой бы разговор был. Не ошибаетесь ли вы с Павлом? А младшего не видите!

Прокофий Кузьмин внимательно посмотрел на директора: шутит он или не шутит? Потом сказал:

– Быть председателем колхоза - дело тонкое, Аристарх Николаевич! Тонкое это дело - меж двух-трех огней стоять. Надо знать, кого слушаться, кому приказывать. Тут дуроломам делать нечего. Дуроломы разные чуть что меня под удар подводят, сами видите. А такой вот Шурка подрастет, да волю ему дай, да власть, весь народ разболтается, сами править начнут, колхоз распустят.

– Тэк-тэк! Выходит, что младший эту кашу заварил?

– А кто же еще? Женщины такого не выкинут, сами понимаете.

– Да-а!
– сказал директор. Так и сказал "да-а!", а не "тэк-тэк", значит, согласился с Прокофием Кузьмичом.
– На чем же мы порешим?

– Пойдемте в поле, там картина будет ясная, - поднялся от стола председатель.

В сенях опять зарычала собачка. Прокофий Кузьмич зыкнул на нее: "Тишка!" - и собачка кинулась вперед, с крыльца, на улицу. На улице она каталась колобком от дома к дому, перепрыгивала через лужи, бросаясь на кур, на овец, на жеребят, на мальчишек с лаем, то злобным, то веселым, и от нее все сторонились, убегали.