Заложив руки за спину, Симон пересек комнату, собираясь с мыслями.

– Довольно странное совпадение. Весь город помешался на оборотнях – и именно в этот момент викарий подхватывает бешенство и в глазах простого люда становится этим самым оборотнем. Будь это театральная постановка, то режиссер мог бы по праву гордиться своим сценарием.

– Уж не считаешь ли ты, что его заразили… намеренно? – спросил озадаченный Самуил. – Как если бы викария отравили?

Симон кивнул:

– Да, причем самой ужасной заразой из всех существующих. По крайней мере, такое возможно. Харзее ведь сам говорил, что его укусили во сне. Что, если кто-то запустил к нему в спальню больную бешенством крысу? Или летучую мышь?

Самуил еще раз взглянул на ранку через лупу.

– Не знаю, – пробормотал он. – Крысиные укусы я уже видел, они меньше. А укусы летучих мышей мне хоть и не доводилось видеть, но это, как мне кажется, тоже исключено.

– В общем-то, неважно, что это был за зверь, – ответил Симон. – Ведь теперь мы знаем…

В дверь постучали, и в комнату заглянула старая Агата. Вид у нее был взволнованный.

– Господа… – начала она.

– Что там еще? – спросил Самуил сердито. – Вы же видите, что мы заняты.

– Э, к вам пришли, – ответила Агата. – Высокие гости.

– И кто же? – с любопытством спросил Симон. – Кто-нибудь из советников?

Агата помотала головой:

– Нет-нет, куда выше! Внизу дожидается его сиятельство курфюрст, епископ Вюрцбурга собственной персоной! О господи боже мой! – Она беспокойно потерла ладони. – Он говорит, что хочет побеседовать с вами.

Фронвизер глубоко вдохнул, потом пригладил волосы и попытался разгладить морщины на запыленном камзоле.

– Боюсь, было бы неучтивым заставлять его сиятельство ждать, – сказал он, обращаясь к Самуилу, и тяжело вздохнул: – И почему такие знатные особы приходят всякий раз, когда я одет совершенно неподобающе?

Спустя примерно полчаса Симон, Самуил и епископ Иоганн Филипп фон Шёнборн стояли в небольшой часовне, устроенной в доме викария. Ее убранство составляли три ряда церковных скамей, простой алтарь, на котором лежало простое распятие, ваза с высушенными розами и фигурка Девы Марии.

В священной обстановке Симону легче было вести разговор с епископом, который ко всему прочему был германским курфюрстом и другом кайзера. Старый Бонифаций Фронвизер всегда хотел, чтобы сын добился больших высот на врачебном поприще. Что ж, теперь Симон водил знакомство не то что с бургомистрами или фогтами, а с одним из самых могущественных людей в Германии…

«Был бы отец еще в живых! – подумал он. – Как бы он мной гордился!»

Но потом вдруг устыдился своего тщеславия.

Иоганн Филипп фон Шёнборн оказался весьма обходительным человеком. Симон уже узнал от Самуила, что епископ Вюрцбурга всегда прислушивался к голосу разума и вера в колдовство вызывала у него глубокую неприязнь. Впрочем, вчерашнее происшествие совершенно сбило его с толку, и ему захотелось поговорить с врачами еще раз. Стражники, приставленные для его охраны, дожидались, облаченные в кирасы и вооруженные шпагами и алебардами, в коридоре перед часовней. Один раз взволнованная Агата пыталась подать им кувшин вина, однако епископ учтиво ее отослал.

– Вы даже представить себе не можете, как успокоили меня, представив разумное объяснение этому явлению, – объявил Шёнборн и пожал потрясенному Симону руку. – Я уже усомнился было в собственной рассудительности… Спасибо вам.

Фронвизер в смущении поклонился:

– Надеюсь, ваша благодарность не преждевременна, ваше сиятельство. Это ведь только предположение…

– Предположение, основанное на точном диагнозе, – с улыбкой перебил его Самуил. – Не будь таким скромным, Симон. Досадно только, что я сам об этом не догадался. – Он покачал головой: – Бешенство! Мне следовало это знать.

Симон еще в спальне поделился с епископом предположением, что Харзее подхватил бешенство. Поначалу он не решался рассказывать Шёнборну о своем подозрении, что викария могли заразить намеренно. Но, убедившись в расположении курфюрста, цирюльник и об этом не стал умалчивать.

– И вы действительно полагаете, что все эти похищения и бешенство викария как-то взаимосвязаны? – с любопытством спросил Шёнборн. – За всем этим может стоять один и тот же человек?

Симон предостерегающе поднял руку:

– Ну, доказательств у меня пока нет, но это кажется мне все же более логичным, чем верить в кровожадных оборотней. В любом случае подозревать во всем артистов было слишком опрометчиво.

– Если бы только подозревали – кого-то из них уже убили и повесили! – Шёнборн сердито стукнул кулаком по алтарю, так что качнулось распятие. – Эти суеверные олухи решили, что могут выступить в роли судей! Правда, сам-то судья ничем не лучше… – Он понизил голос: – Старина Ринек, может, и превосходно ладит с животными, но вот в качестве правителя никуда не годится. К сожалению, епископ получает свой сан лишь по праву рождения, без учета способностей… Остается только надеяться, что Филипп рано или поздно исправится.