– И после эти шкуры находят у бедняги Матео, – заметил Симон задумчиво. – Магдалена говорит, что подкинуть их мог кто угодно. Возможно, кто-нибудь из другой труппы.

– Возможно. А возможно, что кто-то почуял неладное и ему понадобилось спихнуть на кого-то все, пока его самого за руку не поймали.

Симон нахмурил лоб:

– Что вы имеете в виду?

Куизль медленно выпустил дым и поднял три мясистых пальца перед самым носом цирюльника.

– Есть три варианта. Либо в городе действительно завелось заколдованное чудовище. Либо мы имеем дело с помешанным, тоже своего рода чудовищем. Либо… – Палач помедлил и откинулся на спинку. – Либо кто-то очень умный воплощает какой-то свой замысел. И вот я сижу тут, курю и раздумываю, что же это за замысел такой.

Симон кивнул.

– Мой друг Самуил высказал на этот счет интересное предположение. Как вы на это посмотрите?

Он в двух словах рассказал Куизлю об утреннем собрании и предположении Самуила касательно убитых советников.

– Может, это действительно борьба за власть, – закончил цирюльник. – Кто-то пытается избавиться от соперников и не останавливается перед убийством других, совершенно непричастных. Может, это викарий, или канцлер, или кто-то из высших сановников…

– И ради этого убивает простую мельничиху и проститутку, чтобы замести следы? – Куизль сплюнул на устланный тростником пол. – Довольно смело. Но что-то все равно не укладывается. Из шести пропавших или убитых всего два советника. Остальные не имеют к этому никакого отношения.

Симон вздохнул:

– Так я и сказал Самуилу. Может, у вас есть идеи получше?

– Может, она давно появилась бы, если б ты не мешал мне, – проворчал Куизль и снова открыл книгу. – Но если уж так неймется, то да, есть у меня одна идея. Одна штука никак не выходит у меня из головы… – Тут палач прищурился: – От убитой шлюхи шел какой-то… странный запах. Как от хищного зверя…

Симон почувствовал, как волосы на загривке стали дыбом.

– От хищного зверя? – переспросил он опасливо. – Вы это… серьезно?

– Чтоб тебя, не верю я в этих оборотней! Но да, пахло мокрой шкурой… – Куизль простонал. – Несколько дней понадобилось, чтобы понять, откуда я знаю этот запах.

– Но… но если от шлюхи пахло звериной шкурой, то, может, это и оборотень… – просипел Симон.

Однако палач оборвал его нетерпеливым взмахом руки:

– Черт тебя подери, хоть на минуту забудь ты об этом оборотне! У меня уже крыша едет от твоей суеверной болтовни. – Он показал на раскрытую перед ним страницу. – Есть одна трава, которая пахнет точно так же. Из-за всей этой истории с оборотнем я и думать об этом забыл! Но если немного поразмыслить…

Куизль широко улыбнулся. Он всегда поступал так, прежде чем выдать что-нибудь поразительное.

Симон нервно постукивал пальцем по столу. Он терпеть не мог, когда палач томил его ожиданием.

– Да говорите уже, – попросил Фронвизер. – Почему из вас каждое слово вытягивать нужно? Что это за трава?

– Ну, будучи цирюльником, ты и сам должен это знать. Это белена, она-то и воняет так, – пояснил Куизль с явным удовлетворением. – Она присутствует во многих колдовских зельях, потому что ей приписывают магические свойства. В действительности это сильный наркотик. В сочетании с маком, мандрагорой и болиголовом ее используют как снотворное. Надеюсь, об этом ты помнишь.

– Снотворное?

Симон недоуменно взглянул на Куизля. Действительно, он и сам порой пропитывал губки подобными наркотическими настоями. Их прижимали к лицам пациентов, чтобы успокоить или, если потребуется, усыпить. Дозировать снотворное было очень трудно: если добавить слишком много, больной мог и не очнуться.

– Вы думаете… кто-то усыпил проститутку и только потом убил? – спросил Симон, затаив дыхание.

– Может, и не ее одну. – Куизль кивнул. – И этот кто-то превосходно разбирается в травах. По мне, так точно замешать снотворное могут только, – он принялся загибать пальцы, – лекари, цирюльники, знахарки и…

– Палачи, – прохрипел Симон.

– Верно. Я и сам, бывает, пользуюсь таким снотворным, когда хочу облегчить арестованному пытку. Среди палачей и их помощников это излюбленное средство. Кто убивает и причиняет страдания, должен и в травах разбираться.

Симон смотрел на подчеркнутые строки, описывающие рецепт такого снотворного.

– Полагаю, это вы подчеркнули абзац и сделали пометки? – спросил он тихо.

Куизль покачал головой:

– Это Бартоломей, узнаю его руку.

Палач вытряхнул пепел из трубки, потянулся и поднялся так медленно, будто великан, слишком долго проспавший в пещере.

– Боюсь, придется задать несколько неприятных вопросов брату и его помощнику Алоизию.

– Заря уж близится, и солнце, зри… э… зайдет.

– Взойдет! Солнце, зри, взойдет! Черт, неужели так сложно прочитать с листка?

Сэр Малькольм схватился за волосы и поднял глаза к балкону над сценой, на котором стояла Барбара в окружении еще четырех артистов. Девушка чувствовала, как кровь приливает к вискам, живот сжался в тугой комок. Они репетировали все утро, и она начала сомневаться, действительно ли обладает тем легендарным «талантом», который обнаружил в ней сэр Малькольм. При этом роль ее была не такой уж и большой. Поначалу Барбара даже испытала разочарование, когда обнаружила, что в пьесе ей уготовано всего несколько строк.