Таким образом, сенсационность вовсе не однозначно связана с намерениями авторов - ученых, путешественников, историков, публицистов - или нужна им как средство в собственных гораздо более важных целях.

Сенсация есть способ застать жизнь врасплох, увидеть ее на изломе, в критические моменты, когда сама действительность, не дожидаясь вмешательства искусства, заостряет свои тенденции до степени символа.

В то же время для публики и еще более - для могущественной империи средств информации сенсация все более становится самоцелью.

Сенсация - мать мифов, создаваемых с помощью mass media. Мифологизация сознания буржуазного человека, быть может, заметнейшая черта цивилизации, обладающей самой разветвленной сетью средств массовой информации. При этом факты служат более благодарной почвой для мифотворчества, нежели вымыслы.

Что до этой небольшой книжки, которая, как я уже говорила, содержит заметки или эссе по поводу разного рода неканонических жанров современного Запада, то в ней широкая публика и ее отношения со средствами информации почти так же существенны, как сами эти жанры. Ибо судьба произведения зависит от сложения по крайней мере двух воль - писателя и читателя. Не говоря уже о рекламе и воле издателя...

Отсюда и кино, которое в том или ином виде фигурирует почти в каждой главе. Это не только дань профессиональным интересам автора или общеизвестному пристрастию большинства читателей - это отражение того объективного положения, которое ныне существует в мире. Сегодня кино если не «самое массовое» (в этом с ним с успехом соперничает телевидение), то пока что самое информативное из искусств, своего рода барометр развития буржуазной цивилизации. Быть может, уже в ближайшее время оно и в этом уступит телевидению, подтвердив преобладание средств массовой информации над собственно искусством, которое до сих пор казалось надежным способом заглянуть в действительность и понять ее тенденции. Впрочем, давно ли кино утвердилось в ранге «искусства», преодолев проклятие своей «индустриальности»?

«Индустриальность» кинематографа тоже делает его для этой книги незаменимым, ибо, насчитывая в своих анналах имена гениальных, талантливых и просто проницательных художников, кино в то же время благодаря этой второй своей ипостаси стало чем-то вроде современного фольклора большого капиталистического города, отвечающего широкому зрительскому спросу, иначе говоря - среднему вкусу среднего потребителя.

Я выбирала то, что так или иначе было сенсацией, потому что духовные запросы, а значит, и коммерческий спрос читателя занимали меня не меньше, чем намерения авторов. И еще оттого, что безудержный культ Сенсации, Мифа сам по себе есть признак некоего духовного кризиса. Духовный кризис как раз и есть та точка, где весьма разноречивые темы, затронутые в этой книжке, пересекаются между собой.

...Кризис, вакуум, «закат Европы» или еще что-то в этом роде, о чем говорится уже много лет подряд...

Скажу сразу, речь пойдет здесь о том специфическом духовном кризисе, который связан с резкими экономическими сдвигами послевоенной поры и поставлен в порядок дня высокими жизненными стандартами современного уровня капитализма, который в западной печати принято обозначать терминами «общество процветания», «массовое общество», «потребительское общество», «индустриальное общество» и еще многими синонимами и антонимами, которые мне придется употреблять, цитируя писателей, социологов, журналистов.

Нашему читателю могут показаться неактуальными душевные переливы миллионеров, разъедаемых скукой в утомительном круговороте «сладкой жизни», или духовные драмы высокооплачиваемых служащих, тоскующих среди комфорта своих благоустроенных вилл, в то время как на земле пока еще столько людей умирает просто от голода.

Это и так и не так. В том же самом году, когда Феллини показал свою знаменитую «Сладкую жизнь» - гигантскую фреску крушения иллюзий, - один из зачинателей неореализма, Висконти, сделал фильм-роман «Рокко и его братья», где то же крушение происходит в простонародном, уголовном и в то же время обобщенно-символическом варианте. Нужды нет, что для Феллини «натурой» были шикарные модерные виллы богачей или ветшающая роскошь аристократических палаццо, а для Висконти - стандарт дешевых муниципальных квартир.

Существеннее то, что перепад материального уровня, пережитый нищей, вчера еще патриархальной сицилийской семьей, не меньше, а может быть, и больше сдвигов в образе жизни героев «Сладкой жизни». Речь идет не о благополучии самом по себе. Речь идет о стремительности, с какой обнаруживается, что «потребление» не может стать смыслом человеческого существования, хотя часто становится его целью. Речь идет об ослаблении, а то и разрыве человеческих связей, которые оно принесло с собой: ведь ничто не сплачивает так, как борьба за существование. Речь идет о духовном вакууме, разверзшемся в «обществе изобилия».

«Когда Нагорная проповедь была спроважена в мусорный ящик (равно, как и любой кодекс идей, который заставлял человека смотреть не только под ноги) - создался моральный вакуум; и либеральные гуманисты не преуспели в заполнении его. В обществе по крайней мере одного типа было разрушено сознание человеческой цели - которое включает и социальную цель», - замечает английская писательница Памела Хенсфорд-Джонсои в книге о «Болотном процессе».

Сенсация - вульгарное и шумное дитя этого духовного вакуума. Ведь когда нет «общей цели», люди жадно хватаются за все из ряда вон выходящее - просто потому, что оно, выходя из ряда их повседневного существования, привлекает к себе внимание, а может быть, таит в себе какую-то надежду.... Так возникает современный миф. «Миф присутствует всюду, где бессилен разум», - пишет журналистка Доминик Сексю. Mass media неомифологию подставляют на место идеологии.