Она спустилась вниз по ступеням.

Внезапно Баджи повернула выключатель, люстра рассыпалась светом. Розоватый полумрак остался только в самых дальних углах. Она повернулась к Меган.

— Мне нужно присмотреть за обедом, мисс.

Меган осталась одна.

Она пошла в гостиную, а страх, ставший ее вторым Я, вошел туда вместе с ней. Она посмотрела на стены, обитые знакомыми панелями, старые, потемневшие от времени, нерушимо хранящие свои секреты. На стене висел огромный медный поднос — сувенир, привезенный кем-то из Бенсонов после путешествия по Северной Африке. Под ним стояла знакомая софа. Небольшие столики были заставлены сувенирами. Как и прежде, за ними стояли легкие глубокие стулья.

Баджи и Клайд справились со своей работой очень быстро. Камин был разожжен, как и обещала Силия.

Комнаты сверкали чистотой и теплом. В вазах стояли медноголовые хризантемы. Вода для чая закипала. Ведерко для льда было полно.

Меган вздохнула, глядя в огонь. Пламя строило и тут же разрушало едва уловимые образы. Она видела в его отблесках лица отца, Рори, Боба.

Почему-то ей стало недоставать воздуха, и она вернулась к двери. Баджи оказалась у нее на пути.

— Мисс Меган?

— Я сейчас приду в себя, хочу немного передохнуть, — сказала Меган слабым голосом.

Чего она хотела в действительности, так это, чтобы ее оставили в покое, чтобы она осталась одна. За последние три недели она не оставалась наедине с собой ни на минуту. Кристин не отходила от нее с того момента, как узнала о смерти Рори. Силия и Терренс приезжали и оставались с ней очень часто, чего не делали в былые времена. А когда перевезли в Стоунлей Вилледж, стали следовать за ней неотлучно.

Баджи повела ее к лестнице. Кристин встретила ее в холле и спросила с тревогой:

— Тебе нехорошо, Меган?

— Ничего, дорогая, все в порядке, я просто немного разволновалась, сейчас приду в себя.

Кристин быстро подошла, обеспокоено заглядывая ей в глаза. Тогда Меган попыталась улыбнуться и добавила:

— Я просто немного устала, вот и все.

Меган прошла мимо них в Розовый Холл — огромный зал, вытянутый, казалось, в бесконечность. Это был путь в ее старую комнату.

Ее комната оставалась нетронутой за те годы, пока Меган там не было. Тяжелые бархатные шторы цвета спелых каштанов чуть закрывали огромные окна. Темно-каштановый балдахин отбрасывал густую тень на кровать.

Кристин и Баджи, войдя следом за ней, смотрели, как она переходила от лампы к лампе, включая их одну за другой. Комнату затопил розовый свет.

Баджи обратилась к Кристин.

— Мисс, может лучше сходить вниз и попросить Клайда принести обед сюда на подносе?

— Я не голодна, не беспокойтесь.

— Но ты должна поесть, Меган. Ради меня, — попросила Кристин, — пожалуйста.

— Мисс, передайте Клайду мою просьбу, — сказала Баджи тем голосом, который в детстве заставлял их без пререканий выполнять все требования.

Кристин усмехнулась.

— Я помню этот тон, Меган. Тебе лучше послушаться.

Меган дождалась, пока Кристин выйдет, и повернулась к Баджи:

— Я уже не девочка, как прежде.

— Двадцать четыре? — Баджи улыбнулась. — Вы смеетесь над моим возрастом, мисс.

— Может быть, я не должна была возвращаться сюда.

— Почему?

— Ты знаешь, почему, Баджи.

Меган помнила тот день, когда на ступенях дома Баджи сказала ей, что Боб мертв. Сначала отец, потом Боб, сейчас Рори…

Она поймала осторожный взгляд, который бросила на нее Баджи.

— Тогда ты обещала рассказать мне все, когда я вырасту.

Меган подошла к постели, откинула стеганое розовое одеяло, взбила подушки.

— Может, будет лучше, если я немного вздремну.

Дверь со скрипом открылась. Меган быстро обернулась.

Это был Клайд, он принес вещи.

— Я подумал, они вам пригодятся, мисс. Обед будет чуть позже.

Меган кивнула с благодарностью. Когда он ушел, Баджи стала распаковывать чемодан.

Меган надела зеленый халат и легла на прохладные простыни.

— Вы очень похудели, мисс, — сказала Баджи. — Если я все понимаю верно, — она подержала в руках черное платье Меган, которое она только что сняла, — вы в трауре.

Меган кивнула.

— Вряд ли это необходимо, мисс. Это не принесет добра ни вам, ни Кристин. Вы должны понять, это ничего не изменит.

— Я должна, — сказала Меган.

Она носила черное для себя. Это был траур, не предназначенный для посторонних глаз. Она не нуждалась в утешениях, которые ей высказывали бы другие люди, это была только ее потеря, только ее.