– Личное письмо?
– спросил я, отодвигая рукопись.

– Да ну, личное! Вроде вызова послал директору, как раньше на дуэль вызывали. Самым честным поступком вашим, говорит, было бы сейчас же написать заявление об уходе. Не ваше это дело - быть директором, - Володя рассмеялся.
– А, каково выдал?

– Кто этот судья?

– Да есть у нас один строптивый... Рабочий совхоза... тракторист.

– Простой рабочий?

– Ну, не совсем простой. Наш изобретатель Ступин. Слыхал?

– Это что в газетах пишет?

– Он. Съездил бы к нему. Интересный мужик...

– А что у него с директором?

– Как тебе сказать... Тут нашла коса на камень. Шерстит он директора и на собрании и в печати. А тот прижал Ступина на горючем. Приказал за пережог дизельного топлива удержать со ступинского звена. Ну и высчитали по тонне с каждого. Ступин ему письмо: за что? Что у вас, трактора неисправны? Топливо течет? Или на свои нужды гоняем трактора? По чьей вине пережог? Да по вашей. Летом солому возим на санях, а зимой на телегах. Возле фермы непроходимые болота - за уши трактора таскаем... Мы и так мало зарабатываем по вашей милости, а вы с нас за пережог еще берете? Ну и пошла писать губерния... Другой бы получил такое письмо - в сейф его запрятал. А этот в райком прислал: примите меры, говорит, подрывает мой руководящий авторитет.

– Кто же из них виноват?

– Виноват тот, кто поставил бывшего коновала директором совхоза, - с обычной своей резкостью заметил Володя.
– Был плохой ветеринар в районной ветлечебнице. Куда его девать? А пошлем-ка зоотехником в совхоз. Там единица. Послали. Проходит года два, умирает директор. Кого на место директора? А там же есть зоотехник... в заместителях ходит. Вот и пускай старается. Он с дипломом. Совхоз-то животноводческий. Ему и карты в руки... Да что там говорить...
– Гладких поглядел на письмо, полистал страницы.
– И ведь вот хитрец этот Ступин. Чует слабую струну и сечет прямо под самый корень. Вот слушай, что пишет: "Личное командование без совета и звания дела в наше время выглядит как уродливое шарлатанство и обыкновенная наглость..." - Гладких поглядел на меня с вызовом: - Каково?
– Стал пояснять: - Этот машину конструировал по разбрасыванию удобрений. А директор запретил: "Нам не нужна такая машина!" А Ступин ему: "Кому это вам? Инженеру и агроному нужна. Мне, механизатору, тоже. Кому же вам? Очевидно, следует понимать - мне, директору. Мне так показалось, мне, директору, так захотелось; мне, директору, нет дела до того, что думают другие. Вот это и есть, говорит, волюнтаризм, то есть хулиганство". Ха-ха-ха! Так и написал... вот, смотри!
– он ткнул пальцем в строчку и прочел: - "Хулиганство".

– Ну, и что ж ты скажешь директору?

– Что ему скажешь... Хочешь послушать?
– он озорно повел глазами и занес палец над кнопкой на торце стола.
– Сейчас позову.

Я вспомнил, как директор при моем появлении поспешно взял со стола желтую папку (видно, там был второй экземпляр этого письма), с какой готовностью уступил мне очередь в кабинет, как услужливо кланялся, улыбался виновато: "Проходи, мол, ради бога... только не со мной..."

И не мог пересилить себя.

– Неловко, - ответил я.
– Лучше съезжу к Ступину.

– Ну, как знаешь.

Поездка моя в совхоз "Мещерский" случилась неожиданно скоро. На другой день с утра поднялась такая метель, что не видать было домов на том порядке улицы. За двое суток немыслимой крутоверти намело-насугробило столько снегу, что мой Семен Семенович забастовал: "Куда в такую непогодь на охоту? В снегу вымокнешь по самую ширинку". У Гладких открылся какой-то семинар, и ему не до охоты. Я было загрустил совсем.

– Ты, кажется, к Ступину хотел съездить?
– спросил меня Гладких.
– У нас подвода туда идет. Секретарь застрял в лесничестве. Поезжай.

И я поехал. Совхоз "Мещерский" лежит в лесной полосе километров за двадцать от Тиханова. Туда и в обычную пору проехать было нелегко, а уж в распутье да в зимние заносы на автомобиле и не суйся.

Не доезжая до Еремеева, мы встретили странную подводу. Гусеничный трактор тянул грубо сколоченные сани, на которых стояли две железные бочки, валялись толстые оцинкованные тросы, лопаты, и в самом задке прижались две бабы, закутанные в клетчатые шали, да мужик в тулупе.

– Куда они снарядились?
– спросил я своего возницу.

– В Пугасово, за горючкой.

– За пятьдесят верст на тракторе?
– удивился я.

– А на чем же еще? Грузовики не ходят: то ростепель, то заносы. Лошадей нет.

– Но они же и за сутки не обернутся?

– По два дня ездят. С ночевой.

– Какой смысл гонять трактора в такую даль?

– Нужда... Горючка необходима для тракторов.

– Они что, снег пашут?

– За кормами ходят.

– Куда?

– На луга... километров за сорок. Как только путь установится, по пороше то есть.

– Батюшки мои!

Возницу нисколько не трогало мое удивление. Он дергал вожжами, похлопывал шубными рукавицами, покрикивал на лошадь и, как бы между делом, пояснял мне, зачем нужна горючка к тракторам в такую пору, пояснял обстоятельно, терпеливо, как это делают неразумным детям.

– Поскольку совхоз откормочный, без сена никак нельзя.

– А трактора в разнос пускать можно?

– На то они и есть трактора. Не на себе ж таскать сено-то.

– Трактора в пять раз дороже сена!