Если у Виктории Бергман София отмечала лишь некоторые признаки диссоциативного расстройства, то у Самуэля Баи таковые, похоже, были представлены в полном объеме. Она подозревала, что вследствие пережитых в детстве мерзостей Самуэль испытывает посттравматический стресс, обусловивший диссоциативное расстройство идентичности. Он демонстрировал признаки наличия внутри нескольких разных личностей и, видимо, непроизвольно переключался с одной на другую.

Этот феномен иногда называют “расстройством множественной личности”, но София предпочитала термин “диссоциативное расстройство”.

Она знала, что такие люди очень плохо поддаются лечению.

Во-первых, лечение требует долгого времени, как при каждой беседе, так и в целом. София прикинула, что обычного сеанса – от сорока пяти минут до часа – будет недостаточно. Ей придется продлить каждую беседу с Самуэлем до полутора часов и предложить социальной службе минимум три визита в неделю.

Во-вторых, сложность лечения заключается в том, что требует от терапевта полной включенности.

Во время первого разговора с Самуэлем Баи она сразу узнала то, с чем столкнулась в монологах Виктории Бергман. Самуэль, как и Виктория, прекрасно владел искусством автогипноза, и его сонное состояние заражало Софию.

Она знала, что сможет помочь Самуэлю, только если будет выкладываться полностью.

В отличие от работы в судебной психиатрии, где вовсе не шла речь о лечении людей, с которыми ей приходилось встречаться, здесь она чувствовала, что способна помочь.

Они проговорили больше часа, и после ухода Самуэля Софии показалось, что картина его поврежденной психики начала проясняться.

Она очень устала, но знала, что рабочий день не закончен, поскольку ей надо завершить дело Тюры Мякеля, а кроме того, подготовиться к проверке фактов в книге мальчика-солдата. В рассказе о том, что происходит, когда детей наделяют властью убивать.

София достала имеющийся у нее материал и немного полистала английскую версию книги. Издательство прислало ей ряд вопросов, на которые надеялось получить ответы во время встречи в Гётеборге, однако она быстро осознала, что с ходу ответить на них не сможет.

Это слишком сложно.

Книга уже переведена, и ей предстояло помочь лишь с техническими деталями.

А книга Самуэля Баи еще не написана. Она находится прямо перед ней.

Пожалуй, я на это наплюю, подумала София.

Она велела Анн-Бритт сдать билет на поезд и отказаться от гостиницы в Гётеборге. Пусть издательство думает, что хочет.

Иногда импульсивные решения оказываются наиболее правильными.

Прежде чем уйти с работы, она завершила дело Тюры Мякеля, отправив следственной группе в Худдинге свое окончательное заключение по электронной почте.

По сути дела, лишь еще одна техническая деталь.

Они сошлись на том, что Тюру Мякеля следует приговорить к принудительному психиатрическому лечению, как и рекомендовала София.

Но она чувствовала, что ей удалось изменить ситуацию. Повлиять.

После ужина София с Микаэлем вместе убрали со стола и загрузили посуду в машину. Микаэль сказал, что хочет просто отдохнуть перед телевизором, и София сочла это удачей, поскольку собиралась немного поработать. Она пошла в его кабинет и села за письменный стол. На улице снова пошел дождь. София закрыла маленькое окно и открыла ноутбук.

Она достала из сумки кассету, помеченную “Виктория Бергман 14”, и вставила ее в магнитофон.

Ей вспомнилось, что во время этой встречи Виктория Бергман была расстроена, что у нее явно что-то произошло, но в ответ на вопрос об этом Виктория лишь покачала головой.

София услышала собственный голос:

“Можешь рассказывать все что угодно. Если предпочитаешь помолчать, мы можем посидеть молча”.

“Мм, возможно, я и предпочла бы, но считаю, что тишина-то как раз и бывает безумно неприятной. Невероятно интимной”.

Голос Виктории Бергман стал хрипловатым, София откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

У меня сохранилось воспоминание с тех пор, когда мне было десять лет. Дело происходило в Даларна. Я искала гнездо и, обнаружив маленькое дупло, осторожно подкралась к дереву. Подойдя вплотную, я сильно ударила по стволу рукой, и писк внутри смолк. Не знаю, почему я так поступила, но мне это показалось правильным. Потом я отошла на несколько шагов, уселась в черничнике и стала ждать. Через несколько минут прилетела маленькая птичка и села на край дупла. Она заползла внутрь, и писк возобновился. Помню, я рассердилась. Когда птичка вылетела, я отыскала старый пень и подтащила его к дереву. Взяла достаточно большую палку и влезла на пень. Затем я принялась сильно колотить палкой чуть наискосок вниз и продолжала до тех пор, пока писк не прекратился. Я снова слезла с пня и стала поджидать птицу, которая должна была скоро вернуться. Мне хотелось посмотреть, как она отреагирует, обнаружив своих птенцов мертвыми.

София почувствовала, что у нее пересохло во рту, встала и пошла на кухню. Наполнила стакан водой и выпила.

Что-то в рассказе Виктории показалось ей знакомым.

Он ей что-то напоминал.

Может быть, сон? Да, наверное, так и есть. Сон.

Она вернулась в кабинет. Магнитофон продолжал работать – она его не выключила.

Голос Виктории Бергман казался зловеще скрипучим. Сухим.

Когда пленка закончилась, София вздрогнула. Полусонно огляделась. Время уже перевалило за полночь.