Естественно, подумала София. Ее куда-то поместили, и она сбежала.

Она попросила Аннетт подождать минутку, вышла к Анн-Бритт и тихо распорядилась приготовить кофе и пару стаканов минеральной воды.

– Аннет Луднстрём поместили куда-то в психиатрическое отделение Южной больницы. Позвоните, спросите. Начните с больничных округов Гамла Стан и Сёдер мальм.

Через пять минут Аннет начала оттаивать. На лицо понемногу возвращались краски, но оно все еще было вялым и ничего не выражало. Она дрожащими руками поднесла чашку с кофе ко рту, и София заметила, что кончики пальцев у нее сплошь изранены. – Что я здесь делаю? – Аннет с удивлением осмотрелась. Взгляд блуждал, и было ясно, что она не узнает кабинета Софии.

Аннет поставила чашку, поднесла руку ко рту и принялась грызть корку крови на указательном пальце.

София подалась к ней через стол:

– Мы просто немного согреемся. Но вы говорили, что собираетесь в Польсиркельн. Зачем?

– Поеду к Карлу, Вигго и другим, – не колеблясь ответила Аннет. Она оторвала лоскуток кожи от пальца, покатала и сунула в рот.

Карл и Вигго? София поразмыслила.

– И Линнея?

Лицо Аннет немного изменилось. Она закрыла глаза и слабо улыбнулась уголком рта:

– Линнея дома.

– Дома? В Эдсвикене?

Аннет продолжала улыбаться, покусывая палец.

– Нет. – Улыбка расползлась по ее лицу. – Линнея дома у Господа.

София забеспокоилась, хотя слова Аннет можно было истолковать как угодно, учитывая ее состояние. – Линнея у Господа? Что вы имеете в виду?

Аннет открыла глаза и широко улыбнулась. Взгляд оставался отсутствующим и в сочетании с улыбкой сделал ее лицо портретом состояния, хорошо знакомого Софии.

Психоз. Так выглядит человек, который перестал быть собой.

– Сначала мне надо в Польсиркельн…. – пробормотала Аннет. – К Карлу и Вигго, потом я тоже отправлюсь домой, к Господу и к Линнее. Все будет так хорошо… Вигго дал мне денег, так что Линнее больше не надо ходить к психологу. И она смогла отправиться домой, к Господу.

София попыталась собраться с мыслями. Несколько дней назад Анн-Бритт сообщила ей, что Аннет Лундстрём, снова получив право опеки над дочерью, прервала терапевтические сеансы, которые София проводила с девочкой.

– Вигго Дюрер дал вам деньги?

– Да… Какой он добрый, правда? – Аннет смотрела на Софию блестящими глазами. – Я получила деньги от Вигго и его юриста, много денег, а еще перед этим пришли деньги – наследство после Карла, и дом тоже принесет деньги… С деньгами я могу поехать в Польсиркельн и построить храм, где мы сможем подготовиться к предстоящему чуду.

Их прервал звонок. Звонил внутренний телефон. София извинилась и сняла трубку.

– Ее положили в больницу Катаринахюсет в Русенлунде, – доложила Анн-Бритт. – За ней приедут через пятнадцать минут.

“Я так и думала”, – отметила про себя София, а вслух сказала:

– Спасибо.

Она положила трубку, пожалев, что не попросила Анн-Бритт подождать и не связываться с отделением психиатрии сразу. Катаринахюсет почти за углом, и километра нет, а София с удовольствием побеседовала бы с Аннет подольше.

Сейчас у нее оставалось всего пятнадцать минут, и надо было использовать их с максимальной пользой.

– Сигтуна и Дания, – произнесла Аннет в воздух – вероятно, она ушла в себя. – Любого члена Sihtunum всегда радушно примут в Польсиркельне. Это одно из главных правил.

– Вы сказали – Польсиркельн, Sihtunum и Дания? О каких главных правилах вы говорите?

Аннет Лундстрём улыбнулась, склонив голову и рассматривая сочащиеся кровью пальцы.

– Слова, которые были в начале всего, – ответила она. – Подсказки пифии.

Пария.

Она нашла это слово в энциклопедии и до сих пор помнила его значение.

Отверженный, презираемый человек.

Здесь вся семья Лундстрёмов – парии, никто в поселке не разговаривает с ними.

Эти игры другим не нравятся. И только из-за того, что другие не понимают их. Они не умеют петь псалмы Ламмета и никогда не слыхали о Словах, которые были в начале всего.

Почти год назад, когда ей только-только исполнилось двенадцать, ее обручили с Крлом – и это тоже в их глазах было отвратительно. Карлу скоро девятнадцать, он ее двоюродный брат.