Она тогда говорила с Ульрикой об изнасиловании, которому подверг ее Карл Лундстрём, и воспоминание наполнило ее унынием. Если существует что-то вроде справедливости, о какой пишут в стихах, у девушки все в конце концов должно устроиться. Но Жанетт в этом сомневалась.

Кристина Вендин сунула ключ в замочную скважину, дважды повернула влево и открыла дверь.

У Ханны Эстлунд в Фагерстранде вонь исходила от двух мертвых собак.

Здесь, кажется, пахло еще хуже.

– По-моему, надо звонить криминалистам, – проговорил Хуртиг, закрыв нос и рот рукавом. – И ничего не трогаем.

– Спокойно, Йенс. – Жанетт глянула на него, чтобы напомнить: здесь присутствует бабушка Ульрики, и не надо делать поспешных выводов.

Но сама почувствовала, как от тревоги свело желудок.

– А что? – Кика Вендин обеспокоенно посмотрела на Хуртига, а потом – на Жанетт. Она хотела было шагнуть в прихожую, но слова Жанетт ее удержали.

– Нам лучше подождать снаружи, – сказала Жанетт, одновременно жестом попросив Хуртига зайти в квартиру и осмотреться.

Женщина выглядела потрясенной.

– Почему такой ужасный запах?

– Пока не знаем. – Жанетт слушала, как Хуртиг с шумом ворочается в квартире. Они с Кикой тихо стояли и ждали. Через минуту Хуртиг вышел к ним.

– Пусто, – сказал он, разводя руками. – Ульрики там нет, а запах – от мусора. Старые креветочные очистки.

Жанетт выдохнула. Просто креветочные очистки, подумала она, взяла женщину за плечи и развернула ее.

– Давайте выйдем во двор, поговорим немного. Идемте.

Спокойно, подумала она, ведя встревоженную бабушку вниз по ступенькам.

– Я еще немного проверю, – сказал Хуртиг, и Жанетт кивнула.

На улице Жанетт предложила посидеть в машине.

– Там есть термос с кофе, если хотите.

Кика покачала головой:

– У меня скоро закончится перерыв, мне надо на работу.

Они присели на скамейку. Жанетт попросила Кику рассказать об Ульрике, но бабушка, кажется, имела весьма смутное представление о жизни собственной внучки. Она не знала ничего важного, а из ее скудного рассказа Жанетт заключила, что ей неизвестно даже об изнасиловании Ульрики.

– Вы точно не можете немного подождать? Мой коллега скоро закончит, а я могу позвонить вам на работу, предупредить, что вы немного запоздаете.

– Нет, не выйдет. У меня клиентка… Мелирование и перманент.

У Жанетт комок встал в горле. “Прическа? – подумала она. – Неужели клиентка важнее родной внучки? Неужели она настолько боится потерять работу?”

Кика Вендин повернулась и пошла прочь, а Жанетт забралась на переднее сиденье, закурила и стала дожидаться Хуртига.

Прискорбно, подумала она. Для нее клиентка и правда важнее родной внучки. Откуда такое берется?

Однако Жанетт тут же поняла, что и сама такая. Надо только заменить Кику на Жанетт, клиентку на преступление, а Ульрику – на Юхана. То же самое уравнение.

– Следы крови в прихожей. – Хуртиг стукнул кулаком по крыше машины, и Жанетт подпрыгнула.

– Крови?

– Да. Так что я подумал, что стоит позвонить Иво. Пусть приедет, осмотрится. Возьмет пробы и скажет, чья это кровь. Назад ты поведешь?

– Чего?

– Ну ты же сидишь за рулем. Кто поведет, ты или я?

Жанетт вышла из себя. Ее вдруг разозлило, что Хуртиг распоряжается самостоятельно.

– Если Иво приедет, нам придется подождать его. – Она поднялась и вышла из машины. – Я позвоню бабушке Ульрики и скажу, что квартиру будут обследовать, так что пусть пока не приходит.

После короткого разговора (Жанетт изо всех сил старалась не напугать Кику Вендин еще больше) она снова села в машину. – Йенс, – зашипела она, – во-первых, я не хочу, чтобы ты до смерти пугал родственников, распинаясь насчет обследования квартиры еще до того, как мы хоть что-то увидели. Во-вторых, из нас двоих я решаю, вызывать криминалистов или нет.

Вид у Хуртига сделался растерянный и удрученный, и Жанетт тут же пожалела, что повысила голос. Бесчувственная дура, обругала она себя. Он только что доверился мне, рассказал о гибели сестры, а я разоралась. Наверное, я выгорела, надо отдохнуть.

– Наплюй, – сказала она. – Но в следующий раз немного подумай, прежде чем сделать.

Хуртиг вздохнул:

– Sorry, boss…

Он явно обиделся, а Жанетт поняла, что разозлилась не только из-за его самоуправства. Она злилась и на себя тоже.