Шрифт:
А теперь она потерпела неудачу с Самуэлем Баи.
Разочарование, подумала она. Если Сьерра-Леоне стала для нее разочарованием, то ее жизнь в данный момент, семь лет спустя, представлялась ей не менее крупным разочарованием.
Она сделала несколько бутербродов и, запивая их соком, размышляла о Лассе и Микаэле.
Лассе ее предал.
А Микаэль, он тоже стал разочарованием? Ведь у них все начиналось так хорошо.
Неужели их разносит в разные стороны еще до того, как они успели сблизиться по-настоящему?
По сути дела, нет никакой разницы между ее работой и личной жизнью. Лица стали сливаться. Лассе. Самуэль Баи. Микаэль. Тюра Мякеля, Карл Лундстрём.
Все вокруг нее чужаки.
Ускользают от нее, выходят из-под контроля.
Она опять подсела к плите и закурила новую сигарету, глядя, как дым исчезает в вытяжке. Маленький магнитофон лежал на столе, и она потянулась за ним.
Час был уже очень поздний, и следовало бы попробовать поспать, но она не смогла устоять перед искушением и включила магнитофон.
…всегда боялся высоты, но ему так хотелось прокатиться на колесе обозрения. Если бы не он, ничего бы не случилось, а он к тому времени уже говорил на сконском диалекте, повзрослел и научился хорошо зашнуровывать ботинки. Черт, как трудно вспоминать. Но он был чертовски избалован, ему вечно требовалось добиваться своего.
София почувствовала, что расслабляется.
Когда начинаешь засыпать, мысли обретают полную свободу.
Дверь
открылась, и к нему вошла светлая женщина. Она была тоже голой, и он впервые увидел женщину без одежды. Даже мать не показывалась ему в таком виде.
Он прикрыл глаза.
Она скользнула к нему и молча лежала рядом, нюхая его волосы и бережно гладя по груди. Настоящей матерью она ему не приходилась, но она его выбрала. Просто посмотрела на него и, улыбнувшись, взяла за руку.
Прежде его никто так не ласкал, и прежде он никогда не чувствовал себя так уверенно.
Остальные всегда сомневались. Не прикасались, а щупали его.
Проверяли, годится ли он.
А светлая женщина не сомневалась.
Он снова прикрыл глаза, предоставив ей делать с ним все что угодно.
матрас
после их упражнений намок. Несколько дней они не занимались ничем другим, только лежали в постели, упражнялись и спали попеременно.
Когда он не совсем понимал, чего именно она от него хочет, она заботливо показывала ему, что имела в виду. Хоть все для него было в новинку, он оказался легкообучаемым адептом, и со временем у него получалось все более ловко.
Труднее всего ему было научиться управляться с предметом, напоминающим коготь.
Часто он тянул слишком слабо, и тогда ей приходилось показывать ему, как следует ее царапать, чтобы раны начинали кровоточить.
Если он тянул слишком сильно, она стонала, но не предпринимала попыток его наказать, и он решил, что чем сильнее тянуть, тем лучше, хотя толком не понимал почему.
Возможно, потому, что она ангел и не способна чувствовать боль.
потолок
и стены, пол и матрас, скрипящий пластик под ногами и маленькая комнатка с душем и туалетом – все это принадлежало ему.
Дни заполнялись поднятием тяжестей, мучительными упражнениями для живота и бесконечным кручением педалей на велотренажере, который она установила в углу комнаты.
В туалете имелся маленький шкафчик. Там стояло множество масел и кремов, которыми она каждый вечер его натирала. Некоторые из них сильно пахли, но они снимали боль в мышцах после тренировок. Другие пахли чудесно, и от них его кожа становилась гладкой и эластичной.
Глядя на себя в зеркало, он напрягал мышцы и улыбался.
комната
походила на страну, из которой он приехал. Тихая, надежная и чистая.
Он помнил, что говорил великий китайский философ о способности человека обретать знания.
Я слышу и забываю, я вижу и запоминаю, я делаю и понимаю.
Слова излишни.
Надо только смотреть на нее и запоминать, каких действий она от него хочет. Потом он будет делать и понимать.
Комната была тихой.