Лили Харт часто преследуют воспоминания о смерти ее брата, и она хочет получить ответы на многочисленные вопросы, поэтому отправляется на поиски, которые приводят ее в сомнительное общество, где она подвергается влиянию богатства, алчности, похоти и царствует великолепие могущества и опасных людей (один из них, в особенности, вызывает сильные эмоции).
В свои тридцать лет Джек Иден имеет все: принимает в расчет власть денег и бесконечно крутящихся, беззаботно порхающих женщин готовых на все, чтобы заполучить его. Любовь? Любовная игра с кисками...пока на место происшествия не прибывает женщина со сценическим именем «Джуэл» (Jewel – драгоценность).
Она полностью отличается от всех остальных. Казалось, что она просто пропитана такой сексуальностью, которая словно сочиться из нее, сильная, интеллигентная и независимая, ему явно следует держаться подальше от нее, но, у него, наоборот, возникает непреодолимое желание приручить и удержать ее рядом с собой. Она обладает какой-то притягательной силой, действующей на него, как наркотик и такой неоспоримой, что вскоре он уже попался на крючок.
Приходится выбирать между предательством и верностью, проходя испытания...И что будет сильнее любовь или месть?
Книга содержит реальные сексуальные сцены и нецензурные выражения, предназначена для 18+
Пролог
Сумасшествие
— Нееееееееееет, — истошно вопя, словно в мое горло насыпали гравий или могильную землю, которая скрежетала по стенкам гортани своей ужасной сухой грязью. Качая головой взад-вперед, словно тупая заводная игрушка. Даже мое тело не соглашалось с тем ужасом, который предстал перед моими глазами. У меня подкосились колени, как только я оказалась в дверях его квартиры. Судорожно, я начинаю ползти к нему, крича, словно в бреду.
Я не могу потерять его! Не его! О Боже, только не его. Пожалуйста. Не его.
В двух шагах от его тела, мне подумалось, что это просто ночной кошмар. Конечно. Это мне снится и в любой момент я проснусь. И первое, что я сделаю? Позвоню ему и скажу, как сильно соскучилась и как сильно его люблю.
Я чувствую, как пол царапает по голой коже коленей. Это не кошмар. Это реальность.
Мы не общались в течение двух недель. У меня были экзамены, когда я позвонила ему на мобильный, меня отправили на голосовую почту... дерьмо, простите. Мне следовало позвонить снова, мне следовало написать ему на почту. Почему я не сделала этого? Я должна была догадаться.
Я сидела, поджав под себя ноги над его телом, в скрюченной несуразной позе, словно страдающий зверь. Моя задница ударяется об пол. Я закрываю свой открытый рот и тупо смотрю на него. У него губы и пальцы посинели, и он весь мертвенно-бледный. Он не может быть мертвым.
Это не может быть на самом деле!
Невозможно описать неподвижное мертвое тело. И все же, когда я смотрю на него, то отказываюсь в это поверить. Всегда кажется, что это розыгрыш. Ошибка. Обман... Но шприц воткнут ему в руку, в почерневшую натянутую кожу, и выглядит совершенно нереально. Он выглядит, как будто принадлежит кому-то другому и ему здесь явно не место. Она не похожа на руку моего брата, потому что я точно знаю его руки, настолько хорошо, как свои собственные.
Я дрожу всем телом и с трудом дышу. Пытаюсь вздохнуть полной грудью, чтобы наполнить легкие воздухом и вытащить иглу. У меня скручивает живот. Он никогда бы не втыкал такое в свое тело. Я отбрасываю шприц подальше, он падает и катится по деревянному полу, оставив крошечное отверстие в теле брата, но крови нет. Я с трудом сглатываю, потому что у меня очень сильно дрожат руки.
«Значит он не страдал», — шепчет голос у меня в голове. Он даже не успел вытащить его прежде, чем ушел туда навсегда.
О Боже! Ему всего лишь девятнадцать. Он не может умереть.
Искусственное дыхание. Я должна сделать ему искусственное дыхание. Вероятно, я что-то могу еще сделать. Я хватаю его за плечи, пытаясь перетянуть к себе на колени, его тело такое тяжелое, такое холодное и такое неподвижное и совершенно не знакомое, что мои руки соскальзывают с его плеч, словно они дотронулись до огня. Я гляжу на него, лежащего неподвижно. Кровь, бежавшая все время в течение такой его короткой жизни, остановилась. Его тело остыло и затвердело, превратившись в бревно.
Всхлипнув от невыносимого, неописуемого горя, я тянусь к нему и напрягаю все свои силы, чтобы перетащить это холодное, мертвое тело к себе на колени. Я касаюсь мягких темно-русых волос, которые падают на лоб, но сейчас они ощущаются совершенно по-другому. Остывшее тело даже изменило саму фактуру волос, они стали совершенно другими. Я прохожусь пальцами по его волосам, лицу, рукам. Обхватив его голову прижимаю к животу, закрываю глаза и начинаю раскачиваться с ним, словно мать, утешающая своего ребенка.
Но я ощущаю что-то совсем не правильное — его голова тяжелая, незнакомая и совершенно странная, его не сгибающаяся жесткая рука, как-то чужеродно стучит, ударяясь об пол. Я перестаю убаюкивать его, в полном оцепенении смотрю вниз ему в лицо.
Его рот открыт, язык непривычный, поблекший, зажат между зубами. Он выглядит совершенно жутко. Я пытаюсь соединить его губы, но они открываются. Его глаза не полностью закрыты, сквозь щелки я вижу белки. Я пытаюсь приподнять веко, чтобы еще раз увидеть его прекрасные голубые глаза, которые я видела всю свою жизнь.
Если бы я могла в последний раз увидеть их.
Но его веки склеены, словно скотчем, они не двигаются. Я еще сильнее напрягаю свою руку, испытывая желание заставить его открыть веко. Когда мы были молодыми, нам нравилось слизывать соль от воды друг у друга с кожи. И я вдруг понимаю, что мне просто необходимо лизнуть его кожу.
Одной рукой я удерживаю его затылок, а другой шею, опускаюсь на локти и на колени, пока мое лицо не оказывается в дюйме от него. Я начинаю наклонять голову, высовывая язык, находясь в дюйме от его лица, голос внутри моей головы кричит: «Неееееет».