— Полагаю, вы высказались достаточно ясно.

Она сделал шаг к двери, но сэр Марк вдруг коснулся ее запястья — не придержал, а именно коснулся. Его рука была голой, ее — в перчатке. Джессика остановилась.

Его пальцы скользнули чуть выше — всего лишь на полдюйма сверх границы перчатки, не более. Разумеется, это была случайность, а не ласка. Сэр Марк был не из тех, кто позволяет себе нескромные прикосновения. На секунду Джессике показалось, что он колеблется. Но вот он повернулся, луч предзакатного солнца упал ему на лицо, окрасив щеки и лоб розовым, и оперся о дверной косяк. От неуверенности не осталось и следа. Он был совсем рядом, так что Джессика видела его глаза, голубые с коричневым ободком вокруг радужки, и чувствовала его запах, очень свежий и очень мужской, аромат мыла и немного морской соли. Он был так близко, что вполне мог бы ее поцеловать.

Но не поцеловал.

— Если уж быть совсем, до конца откровенным, то я должен признаться еще кое в чем. — Его теплое дыхание коснулось ее лба. — Если бы я действительно вам понравился и вы принялись бы меня соблазнять, я бы… не слишком возражал.

Как ни в чем не бывало сэр Марк отвесил ей церемонный поклон и закрыл дверь. Как будто это не он только что сказал совершенно неприличную, неподобающую вещь.

— Вам не стоило трудиться и приходить сюда лично, сэр Марк. — Миссис Тэтлок, супруга почтмейстера, стоявшая за прилавком новой почты, уперла руки в бока.

Сквозь мутные окна за ее спиной ярко светило солнце. В воздухе висели золотые пылинки, превращая обшарпанную, грязноватую комнату в сказочный сияющий дворец. Строго говоря, миссис Тэтлок являлась всего лишь женой разносчика писем. У нее не было никаких обязанностей или полномочий, и она не занималась денежными вопросами. Но все знали, что муж миссис Тэтлок имел склонность откладывать на потом доставку корреспонденции в дома, расположенные за чертой города, особенно летом и в хорошую погоду. В такие дни он предпочитал проводить время на рыбалке. Миссис Тэтлок завела особый порядок: письма придерживались на почте до тех пор, пока беззаботный письмоносец не находил время на выполнение своих прямых обязанностей — или пока адресат, не дождавшись, не решал забрать их сам. Все зависело от того, чье терпение кончалось первым.

День выдался поистине великолепный; все цвета казались особенно яркими и чистыми, словно драгоценные камни на витрине у ювелира. Мистер Тэтлок явно отправился порыбачить, и Марк решил сходить за почтой сам. Неторопливая прогулка до города получилась чудесной.

— Вот, пожалуйста, — проворчала миссис Тэтлок. — Человек, которому был пожалован титул, самая известная личность в городе, сам забирает свои письма, словно слуга. Это просто неприлично.

Марк подавил вздох.

— Уверяю вас, прогулка доставила мне удовольствие. — Кроме того, у него были серьезные подозрения, что миссис Эштон тайком просматривает его корреспонденцию. В последний раз, когда она подала ему письмо, конверт раскрылся прямо у него в руках. В ответ на вопрос Марка служанка заявила, что этому новомодному клею совершенно нельзя доверять, и она ничуть не удивлена. Марк тем не менее поверил ей не слишком. — К тому же моцион для меня полезен. Я бы не хотел превратиться в лентяя.

Лицо миссис Тэтлок расплылось в улыбке.

— Никто и никогда в жизни не обвинит вас в лени. — Она вытащила из ящика два письма и протянула их Марку. — Но мы и в самом деле обеспокоены. Вы не заботитесь о себе должным образом. Всего двое слуг, да и те не живут в доме. Сэр Марк, это подходило бы джентльмену, оказавшемуся в стесненных обстоятельствах. Но вы же имеете титул! Ваш брат — герцог. То, как вы живете, — это немыслимо. Если бы об этом прознали лондонские газеты, Шептон-Маллет никогда не сумел бы оправиться от позора. Прослыть настолько провинциальными! Как будто мы не в состоянии окружить вас заботой. — Она с траурным видом покачала головой.

Но они не окружили его заботой тогда, много лет назад. В этом было что-то декадентское, жить в доме матери теперь, в его новом положении, но Марк приехал сюда, чтобы вернуться в то время, а не потопить воспоминания в роскоши.

— Чепуха, — возразил он. — Газеты списали бы все на мою эксцентричность.

Миссис Тэтлок фыркнула:

— Эксцентричны? Вы? Что-то не похоже. Ваше появление здесь отнюдь не неуместно — во всяком случае, о вас нельзя сказать ничего плохого. В отличие от других. — Она снова фыркнула и многозначительно замолчала, но поскольку Марк не поддержал диалог, миссис Тэтлок не замедлила высказать собственное мнение. — В отличие от других недавно прибывших.

Марк положил руку на стол, ладонью вниз, и постарался придать себе самый незаинтересованный вид. В городке, кроме него, была только одна особа, прибывшая недавно. И вид этой особы, насквозь промокшей, с локонами, выбивающимися из прически, все еще стоял у него перед глазами.

Но нет, сплетничать о ней он не собирался. Он не позволял себе даже думать о ней. И совершенно незачем было о ней расспрашивать.

— А? — рассеянно переспросил Марк.

Сказать «а» — это не значит расспрашивать, решил он про себя.

Миссис Тэтлок схватывала все на лету.

— Миссис Фарли. — Она заговорщически понизила голос, и мягкий западный говор сразу стал заметнее. — Миссис Фарли… она пишет письма каждую неделю.

Марк почувствовал, как машинально кивнул.

— Она делает это регулярно. Словно петух кукарекает. Отсылает два или три каждый раз, как сюда заходит.

— Ага. — Односложное восклицание тоже вырвалось словно само собой.

— Но вот вопрос — пишет ли ей кто-нибудь в ответ?

Пальцы Марка сжались. Ему показалось, что его собственная почта, лежавшая в кармане, вдруг потяжелела. Он знал, что его обязательно будут ждать письма, что жена брата во что бы то ни стало настрочит длинный ответ, несмотря на свою занятость и многочисленные светские обязанности герцогини. И другой его брат тоже непременно напишет — хоть и не так пространно, но с не меньшей любовью. Без этих писем его жизнь была бы неполной.