оцепенелых чудищ

в витках цепей,

большие, изумленные

глядят с земли,

над ними – мгла зеленая,

смола,

шмели,

в шумящем изобилии

ромашек, мят

лежат,

о них забыли,

и спят

и спят.

1963

* * *

Сидишь беременная, бледная.

Как ты переменилась, бедная.

Сидишь, одергиваешь платьице,

И плачется тебе, и плачется...

За что нас только бабы балуют

И губы, падая, дают,

И выбегают за шлагбаумы,

И от вагонов отстают?

Как ты бежала за вагонами,

Глядела в полосы оконные...

Стучат почтовые, курьерские,

Хабаровские, люберецкие...

И от Москвы до Ашхабада,

Остобенев от немоты,

Стоят, как каменные бабы,

Луне подставив животы.

И, поворачиваясь к свету,

В ночном быту необжитом –

Как понимает их планета

Своим огромным животом.

1958

Кроны и корни

Несли не хоронить,

Несли короновать.

Седее, чем гранит,

Как бронза – красноват,

Дымясь локомотивом,

Художник жил,

лохмат,

Ему лопаты были

Божественней лампад!

Его сирень томилась...

Как звездопад,

в поту,

Его спина дымилась

Буханкой на поду!..

Зияет дом его.

Пустые этажи.

В столовой никого.

В России – ни души.

Художники уходят

Без шапок,

будто в храм,

В гудящие угодья

К березам и дубам.

Побеги их – победы.

Уход их – как восход

К полянам и планетам

От ложных позолот.

Леса роняют кроны.

Но мощно под землей

Ворочаются корни

Корявой пятерней.

1960

Загорская лавра

Сопя носами сизыми

И подоткнувши рясы –

Кто смотрит телевизоры,

Кто просто точит лясы.

Я рядом с бледным служкою

Сижу и тоже слушаю

Про денежки, про ладанки

И про родню на Ладоге...

Я говорю: – Эх, парень,

Тебе б дрова рубить,

На мотоцикле шпарить,

Девчат любить!

Тебе б не четки

И не клобук, –

Тебе б чечеткой

Дробить каблук!

Эх, вприсядку,

Чтоб пятки – в небеса!

Уж больно девки пдки

На синие глаза.

Он говорит: – Вестимо... –

И прячет, словно вор,

Свой нестерпимо синий,

Свой нестеровский взор.