– Вы что-то хотите сказать, Элизабет?

– Может, вы еще что-то желаете, мистер Гольдбер?

Поговаривали, что с Мишелем, занимавшим эту должность всего-то несколько недель назад, ее связывали романтические отношения. Сейчас, перебравшись в более высокое кресло, тот вряд ли думал о своей прежней возлюбленной. Так что в какой-то степени ее можно было считать брошенной. В планы Донана не входило успокаивать Элизабет в своих объятиях. Ему достаточно было получить в наследство от Мишеля его большую зарплату, просторный кабинет, а вот бывшую любовницу – увольте!

– Все в порядке, Элизабет, можете идти… Если понадобитесь, я вас позову, – вяло улыбнулся Донан и тотчас уткнулся в монитор, окончательно потеряв интерес к секретарше.

Донан Гольдберг едва допил до конца чашку кофе, как зазвонил черный телефон, стоявший на правой стороне его стола. Невольно сглотнул – этот телефон напрямую соединял его с президентом банка доктором Энтони Конорсом. В век передовых технологий президент банка мог выбрать сотню способов, чтобы связаться со своими сотрудниками. Например, мог отправить электронное сообщение; позвонить по мобильному телефону, а то и просто отдать распоряжение референту, чтобы тот пригласил сотрудника на семидесятый этаж к нему в кабинет, но он обратился к старому проверенному способу – к внутренней телефонной линии, обеспечивающей конфиденциальность информации.

Интересно, что бы это могло означать?

От нехорошего предчувствия по спине Донана пробежал неприятный холодок. Сразу после неудачного звонка Жанне в Москву он понял, что нынешний день не заладится.

Внутренне робея, Донан поднял трубку и энергично произнес:

– Да, мистер Конорс.

– Я вот что хотел у тебя спросить, Донан, в вашем ведомстве все в порядке?

Гольдберг прислушался к голосу президента: звучал ровно, никаких раздражающих или недовольных интонаций не распознать, вроде бы все, как обычно. Не частое явление, чтобы президент звонил лично, – может, все дело в том, что он решил справиться, как ему работается на новом месте. Все-таки президент настоящий джентльмен.

– Все в порядке, мистер Конорс, – охотно откликнулся Донан.

– Вы уверены?

На что именно намекал президент, Донан не знал, и мысленно тотчас перебрал прегрешения всех своих сотрудников за последние недели. Но ничего не вспомнил: самая страшная провинность – это парковка в неположенном месте, после чего бодро отвечал:

– Все мои сотрудники находятся на своих обычных местах, операторы выполняют порученную работу. За прошедшее время не было никаких сбоев или жалоб от клиентов.

– Я говорю не о сотрудниках, а о вверенном вам подразделении, – с некоторой ноткой раздражения произнес президент банка.

Возможно, что президенту было куда виднее, чем самому Донану, ведь тот располагался на шестнадцать этажей повыше, а оттуда совершенно иная панорама.

– Ничего такого не могу припомнить, мистер Конорс, – обескураженно отвечал Донан. – Правда, упали акции на…

– Стало быть, вы ничего еще не знаете? – в задумчивости проговорил президент. – Хорошо… Не хочу обсуждать эту тему по телефону. Поднимитесь в мой кабинет, и мы обсудим все более обстоятельно.

– Хорошо, мистер Конорс, я уже иду, – все более холодея, произнес Донан, теряясь в догадках. Что бы это могло означать?

Выйдя из кабинета, Гольдберг поймал себя на том, что готов сорваться на бег, и только взгляды подчиненных, с интересом посматривающих на шефа, удержали его от аллюра по служебным коридорам. Поднявшись на скоростном лифте, ощутил легкую прохладу под ложечкой, которая все более усиливалась с приближением к кабинету президента.

В его огромном, занимавшем едва ли не половину этажа кабинете Донан Гольдберг был всего лишь два раза. Впервые посещение состоялось пять лет назад, когда он в числе лучших операторов был приглашен на торжество по случаю Рождества. Тогда удалось не только полюбоваться живописным обзором из кабинета президента, но и чокнуться с ним фужером, наполненным шампанским. Дорогу в кабинет мистера Конорса он не позабыл – и во второй раз был приглашен всего-то полтора месяца назад, когда был представлен совету директоров в качестве руководителя операционной группы. Оба посещения доставили ему немало удовольствия. Сейчас он поднимался в третий раз. Не хотелось думать о скверном, но Донан очень надеялся, что и в этот раз визит не принесет ничего скверного.

Прошел в приемную – большую, светлую, заставленную тропическими растениями, весьма напоминавшую городскую оранжерею, – и, улыбнувшись Жаклин, секретарше шефа (в действительности ее должность именовалась несколько иначе – помощник по персоналу), строгой женщине немногим за сорок, спросил:

– Мистер Конорс у себя?

– Проходите, он уже ждет вас, – суховато прозвучало в ответ.

Донан запоздало подумал о том, что позабыл посмотреться в зеркало. Возникло ощущение, что волосы растрепались от быстрой ходьбы, а вот смешным выглядеть не пристало.

Приостановившись у двери, Донан посмотрел на секретаршу.

– Вы что-то хотели спросить, мистер Гольдберг?

Странно, но она помнила его фамилию.

– Э-э, – бестолково протянул Донан и, пригладив волосы ладонью, произнес: – Нет, все в порядке. Я хотел спросить, а мистер Конорс сегодня в каком… Впрочем, извините, все в порядке.

Отчаянно, как это бывает, когда ныряешь в прорубь, уверенно распахнул дверь и вошел в шикарный кабинет, залитый дневным светом.

Кабинет у президента был значительно светлее, чем у других руководителей. Этот факт Донан отметил еще в свое первое посещение. Возможно, потому, что другие кабинеты находились на несколько этажей пониже и проникновению света в помещение мешали гигантские тени соседних небоскребов. Здесь же заслонить солнце могли только птицы, летающие высоко в небе. За те несколько дней, что он проработал в должности руководителя, он и сам уже почувствовал преимущество высоты и, отвоевав место под солнцем, опускаться уже не собирался.