Шрифт:
При этом не стоит удивляться, когда вы узнаете, что человек, кричащий о превосходстве армян над азербайджанцами, сам по национальности эскимос. Для опытного тролля это и есть искусство: быть «над» процессом.
«Если вы думаете о себе как о несущем какую-то важную миссию в Usenet-е, пойдите проспитесь, и это пройдет. Get a life, как говорят американеры», — так определил эту форму дзэна известный флеймер Сергей Визнюк a.k.a DragonFly в своем кратком курсе «Как разгромить врага в ньюсах».
Мне не пришлось мучиться с выбором темы для наезда. Она была в моем первом стихе, который я опубликовал в конференции. Разве что в стихотворении вышло поизящней, без персоналий:
Жильцы разрушенного дома, осколки старого сервиза, По чуть заметным, но знакомым чертам мы узнаем друг друга в толпе заморской, где как виза лицо, и два чернильных круга — печати глаз. Хотя у нас нет с ними разницы в одежде и в рефлекторности улыбок, но что до взгляда, в нем, как прежде, не вылиняв — шероховатость. Печальный отпечаток зыбок — обижены иль виноваты? Уж не прочесть… Но что-то есть во взгляде корабельной крысы, добравшейся до сухопутных: мех как у всех, когда он высох, но плохо высыхает память о ветре, не всегда попутном, и об оставшихся за нами на корабле. Мы ж на земле опознаем своих, заметив на дне зрачков, в душевных норах ту грусть, и в то же время — ветер, блеск гордости бывавших в шторме, осколок белого фарфора с полоской золота… Но шторки усталых век опущены. И человек опять такой, как все. И растворен толпой.Для раздувания флейма достаточно было сказать то же самое, но простыми словами. О гнилой иммигрантской культуре то есть. Раз уж съебали за рубеж, нечего прикидываться патриотами! Слушайте свою Пугачеву, смотрите свою «Иронию судьбы» и не лезьте рассуждать о современной России, трусливые дети Совка, продавшиеся за гамбургер.
А потом я, как ни в чем не бывало, снова стал публиковать стихи. И вот тут уже пошла такая реакция, что и захочешь — не пропустишь. Меня обливали помоями методично, день за днем, привлекая самые удивительные аргументы. Забросив в ньюсгруппу невинный стишок из восьми строк, что-нибудь про белую ночь или осенние листья, я возвращался туда через неделю и находил обрывки тредов:
— Что это за буйная дискуссия о пакте Молотова-Риббентропа и необходимости повсеместной легализации абортов?
— Да это андреевский стих обсуждают. Уже восемьдесят килобайт наговорили. Хочешь, скину архив?
Так я со всеми и познакомился.
Приглашение на новогодний конвент группы soc.culture.russian я пробовал отклонить, мотивируя тем, что у меня нет тачки. Не вопрос, сказали в ньюсгруппе. Заедем и довезем.
Я долго пытался представить, что скажут мне эти суровые люди при личной встрече. Или дадут пизды без предисловий?
На вид они и в правду оказались суровыми.
— Какое темное пиво ты имел в виду в таком-то посте? — спросил самый крупный из них, Роман Костин.
А другой суровый мужик в кожанке спросил, издал ли я книгу. Это было что-то запредельное. Какая-то фантастика вообще! Впоследствии оказалось, что дело именно в фантастике. Тот, который в кожанке, был Петр Воробьев, один из первых русских киберпанков. Недавно он микроскопическим тиражом издал свой роман «Набла квадрат». Вот он и поинтересовался, как дела у товарища по несчастью.
В общем, все те, кто в Сети наиболее рьяно предлагал резать таких, как я, оказались в реальности замечательными людьми. Зак Май угощал меня травой в Чикаго, когда мне стало совсем тошно от американской жизни. А Юля Фридман и Миша Вербицкий поили меня чаем в Москве, когда тошно стало от жизни московской.
И только Сергея Визнюка я никогда не видел. Но не удивлюсь, если сейчас, когда вы читаете эти строки, он переводит через улицу слепоглухонемую старушку. Люди, которые так весело флеймят, не могут быть плохими. Хотя и хорошими их называть глупо. Они просто вышли за пределы шелухи слов. И прикурили у Будды.
— «Чикаго лежит в снегу, как…» — Как? Да никак! Вам же сказали, как. В снегу. Понятно? В снегу. — Так даже если в снегу: «подобно, словно…» — Подобно? Бессловно и бесподобно, вот как лежат в снегу. — Ну, дайте хотя бы деталь: «вчерашний „Sun-Times“ на панели…» — Да что вы, совсем охренели? В снегу ведь! Какая деталь?! — Но что-то должно быть в снегу! Там, «легкое чувство печали…» — Печаль? Вы б пошли, полежали сами-то в этом снегу! — А… память? «Чикагский снег вдруг напомнил мне Ваши…» — Ага, кастрюли с-под каши, поеденный молью креп… — Так что же, совсем ни гу-гу?! Представьте хоть! «Там, за окном…» — Ну-ну, что же там за окном? — Что-что… Чикаго в снегу!Но и английские рыбы в голове уже не давали покоя. Конференция rec.arts.poems с виду мало отличалась от нашей русской. Там заправляли два поляка, Марек и Влод. Они зверски мочили юных западных поэтов. Те, в свою очередь, обучались искусству флейма и мочили в ответ.
У нас на кампусе тусовался один поляк, он всегда садился ко мне спиной в кафе. Потирая руки в предвкушении хорошей разборки, я кинул в rec.arts.poems пяток своих хайку на русском и английском. И стал ждать, когда поляки припомнят мне Пражскую весну и прочее небо над Берлином.