Шрифт:
– Своих добили, ироды, – констатировал Прохор. – Не пожалели людоедиков. Баста!.. Кончена история. Возвращаемся!
В санчасти ледокола «Ямал» судовой врач продолжал освидетельствование тела американца. Что-то не давало поставить точку в отчете: невыразимая особенность, трудноуловимое несоответствие известных признаков переохлаждения. Доктор захватил в холодильную камеру стакан кофе, но отвлекся и, чтобы потом не пить остывшее, завернул его в куртку американца. Однако напиток выстудился, будто и не было импровизированного термоса. Доктор решил провести эксперимент: сбросил свой пуховик и облачился в одежду покойника. Куртка практически не удерживала тепло человеческого тела. Это было все равно что стоять голым на морозе. Белье и поддевка в незначительном количестве сберегали тепло, отчего переохлаждение делалось незаметным. Гадкая, издевательская смерть тихонько подкрадывалась к обладателю куртки. Доктор отправился с докладом к капитану, тот самолично провел еще один эксперимент, с добровольцем из числа офицеров.
Открытие изменяло весь расклад, и капитан присоединил небольшую докладную записку к результатам вскрытия и видеокассете Прохора.
Радиосвязи по-прежнему не было, и на Большую землю с пакетом документов был выслан вертолет. Радар стабильно выделял светящуюся точку в мельтешении помех. А потом точка замерла в квадрате на самой границе отслеживаемой зоны и, прежде чем потухнуть, пробыла там столько времени, что можно было предположить некое ЧП. Скрепя сердце, капитан приказал организовать разведывательный полет. Для расчистки взлетно-посадочной полосы на лед спустили бульдозер. Одновременно техники собирали небольшой Як. В условиях разреженной атмосферы мотор никак не хотел заводиться. Наспех соорудили нехитрое улучшение из баллона сжатого воздуха, кожуха и шланга с форсункой, – и оно помогло.
Ориентируясь лишь по компасу и заправленной в планшет карте, пилот вел летательный аппарат сквозь шум радиопомех. И вот часы полнейшего одиночества, в которые раз за разом накатывался панический страх навсегда затеряться в ледяной пустыне. Не работает GPS, стрелка компаса запросто скачет на пару градусов – вокруг магнитные аномалии. Наконец, обозначенный квадрат: вертолет разлапился на льду, винты бессильно склонились к сугробам. Пилот и курьер лежат рядом, не подавая признаков жизни. Летчик решает сделать еще заход, чтобы рассмотреть детали. Внезапно откуда-то выныривает истребитель без опознавательных знаков, проходит над самой головой и уносится на запад. Сверхзвуковой поток воздуха подхватывает самолетик, бросает ввысь, закручивает бумерангом. В поле обзора мечутся небо, линия горизонта и лед.
Тесное пространство кабины заполнено роем мелких предметов, деталек. Перегрузка выдавливает несколько винтиков из приборной доски. Огнетушитель срывается со стенки вместе с креплениями, как пушечное ядро пробивает сектор купола со стороны хвоста. Карту разрывает потоком воздуха и клочки вытягивает наружу. Перегрузка окрашивает белки глаз пилота в розовый, потом в бордовый. Сейчас вылетят зубные пломбы и выскочат суставы, каждая пора на теле изойдет кровью. Перегрузка такова, что с мясом выдергивает пуговицы, распахивает на груди пилота полушубок и телогрейку, срывает с цепочки нательный крестик. Крест рикошетит от переплета стеклянного купола, уже в следующее мгновение устанавливается невесомость, и крест медленно плывет наискосок перед лицом пилота. Инстинктивно потянувшись, тот зачем-то сжимает крест губами. В сознании пилота время останавливается, добрый десяток раз за эти мгновения он успевает пробежать «Отче наш», прежде чем каким-то чудом легкомоторник становится на крыло. Повреждены были консоли крыльев, сорвано оперение с правого стабилизатора, но пилот сумел частично восстановить управление. По памяти следуя вдоль ледовых трещин и прячась от возможных атак на сверхмалых высотах, он дотянул-таки до ледокола.
Ему помогли выбраться из кабины и повели отпаивать крепким – и отчасти крепленым – чаем.
Прохор со своей командой вернулись часом позже. Выслушав отчет, он в сердцах сказал:
– Это уже ни в какие ворота!.. Это они уже за нас принялись!..
– «Они» – это кто, по-вашему? – спросил крутившийся рядом отставной сановник.
Проигнорировав его, Прохор отдал приказ дежурному мичману:
– Снять пломбы с оружейных сейфов. Раздать легкое стрелковое оружие всему личному составу. Удвоить посты на палубе. На каждый борт – по три пулемета.
Прохор убежал: дела. А через десять минут по селекторной связи объявили желтый уровень тревоги и общий сбор в опустевшем вертолетном ангаре. Бывший губернатор увидел Прохора вместе с подчиненными ему офицерами за раскладными столами, на которых были разложены продолговатые пластиковые кейсы. Туда уже тянулась очередь, но Михаил Васильевич протиснулся вперед, и нельзя сказать, что ему за это выговаривали: люди не очень-то рвались вооружаться. Для штатских лиц из многочисленных делегаций весть об опасности и вовсе была как удар обухом по голове. Только в одной группе весело шутили и смеялись. Молодцы как на подбор рослые, опрятные: коротко стриженные волосы, выбритые подбородки и румяные щеки. Кто-то в комбинезонах уборщиков или техников, а кто-то – в спортивной форме олимпийской сборной.
– «Вежливые люди»? – указал подбородком отставной сановник. – Военнослужащие российской армии инкогнито?
– А вы думали, экспедиция без подстраховки будет? – ухмыльнулся Прохор. – Ха! У нас еще несколько козырей в рукаве есть. В свое время, все в свое время… Михаил Васильевич, вы, если не ошибаюсь, пистолет хотели? Получите, распишитесь: «стечкин». Новенький, в заводском масле. Подсумок с четырьмя магазинами, на 20 патронов каждый. С предохранителя снимать умеете?
– Обижаете, Прохор Петрович! Я на Тамбовщине охотился! С такими штуцерами управлялся! Уж с этой чепушинкой как-нибудь разберусь.
– Зачем скромничаете, Михаил Васильевич! Лоси да кабаны в ответ не отстреливаются. – Прохор состроил гримасу. – Вы ведь служили. В составе экспедиции нет участников без военной подготовки. Михаил Васильевич, к нашему делу… По результатам нашей вылазки какие-нибудь идеи возникли?
– Да, есть кое-что.
– Давайте уединимся в укромном местечке, и вы мне все поведаете.
Прохор взял губернатора под локоток и проводил в рубку. Предложил кресло, а сам опустился в другое. Михаил Васильевич отказался, со времен парламентских дебатов удобнее и привычнее говорить ему было стоя. Он прокашлялся и начал: