– Смотри, насильничек очнулся!
– отозвался под бой гитарных струн бывший сутенёр Евсеев.

– Ты на себя посмотри!
– отозвался третий блатарь.
– Кто вчера Дашку во все дыры мурыжил? Не боишься, что самому такую же статейку впаяют?

– Заткнись, падла!
– рявкнул взбешенный Андрей, - Замочу, паскуда!

– За падлу отвечаешь?
– зашипел блатарь.
– Ты чё, сука, наблатыкался и вперёд у руля уже? Да кто ты такой?!

Мужчина средних лет встал и попёр на долговязого сутенёра.

– Порву!
– взвизгнул в ответ Андрей и началась драка.

Вася безучастно смотрел на дерущихся, ему было глубоко плевать, кто кого удавит. Болели ягодицы от множества инъекций, но Лейкин уже привык терпеть боль, у него теперь была ни с какой не сравнимая боль душевная, которая в отличии от телесной - просто херня.

А парень с сорокадвухлетним мужланом бились не на жизнь, а на смерть, в ярости один норовил разорвать как зверь другого. И только подоспевшие "тюремщики" помешали им это сделать.

Вместо переезда в обычную психушку оба м…ка угодили в цугундер, и в палате количество пациентов поуменьшилось.

Лейкин облегчённо вздохнул...

Судебный процесс над Гаврилой Калюжным и Эдуардом Рюриковым начался быстро, при закрытых дверях. Судья Филимонов Арсений Петрович - старый и лысый взяточник, в очках из золотой оправы; в таких же очках сидела его секретарь - молодая, высокая, но некрасивая и накрашенная килограммом косметики, ничем не привлекательная девица. Она занималась протоколами допросов. Из народных заседателей сидели две женщины, тоже такие же "серые мышки". Справа от судей прокурор, такой же пожилой, как и судья, с надменным выражением лица, седовласый, но аккуратно причёсанный и ухоженный. Рядом со скамьёй подсудимых разместились два адвоката - Илья Ильич Трухин, симпатичный мужчина лет сорока, спокойный и уверенный, защищавший Рюрикова. Калюжного защищал совсем молодой, высокорослый парень: полгода назад он был ещё студентом юрфака. Собственно, он и не защищал, а лишь присутствовал, да помалкивал в тряпочку.

– Подсудимый Калюжный, - хитрым и въедливым голосом спросил старый очкарик-судья, - пожалуйста, встаньте, назовите свой возраст, место рождения, место работы.

Гаврила, весь избитый ментами, нехотя ответил.

– Признаёте вы себя виновным?
– хитро прищурившись, снова задал вопрос Филимонов.

– Нет, - коротко и чётко произнёс Калюжный.

– Напрасно, подсудимый, напрасно, - ехидно продолжал Арсений Петрович, - увы, не в вашу пользу.

– А мне плевать!
– вдруг рявкнул Гаврила.
– Этот козёл надругался над моей родственницей, обрюхатил её...

– Успокойтесь пожалуйста!
– тоненьким голосочком пропищал его "адвокат".

Калюжный брезгливо посмотрел в сторону высокого парня и отвернулся.

– Присаживайтесь, подсудимый, - невозмутимо и властно приказал Филимонов.

Так же спокойно он начал допрос Рюрикова. Тот, всё так же, как и дома, трясясь как осиновый лист, сбивчиво и уклончиво отвечал на вопросы.

Калюжный презрительно и насмешливо смотрел на своего бывшего "дружка", проклиная тот день, когда вообще с ним сдружился.

В зале суда сидели родственники подсудимых и мать потерпевшего Зинаида Львовна. Василий до сих пор находился на лечении и никаких показаний давать не мог. Свидетельницей проходила по делу и двоюродная сестра Калюжного - Нейман Эльвира, та самая рыжая оторва, которая оговорила и подставила несчастного Васю Лейкина.

– Да никто меня не насиловал!
– вдруг закричала на весь зал Эльвира.
– Я хотела проучить Васькину мамашу - она меня бить начала, там, у них в квартире, и за волосы драла. И как щенка вышвырнула.

– Дочка! Ты что?..
– встала со своего сидения давно ушедшая в "завязку" с пьянством мать рыжей Оксана Нейман. Это была уже прилично одетая и хорошо выглядевшая для своих сорока лет высокая и стройная женщина. Отчим-алкаш на суде не присутствовал, и, как только Оксана бросила пить, ушёл от неё к своим пожилым родителям, бессовестно проживая и пропиваясь на их жалкие пенсии.

– Успокойтесь, гражданки!
– усмехнулся судья, - И сядьте на свои места. Мы вас ещё успеем допросить.

– Ух и сука ты!
– крикнул Калюжный, вырываясь от заламывавших ему сзади руки ментов, - ух и падла! Не насиловал, говоришь? И юбку разодранную мне показывала, и кровь на трусах...

– Да это минструха была, братец, - ехидно скривилась Эльвира.
– А юбку я нарочно разодрала. И вообще я у Васьки в джинсах была, в которых была и в парке, когда вы этого лоха метелили.

– Чтоб тебя под мостом нашли с изорванной м….дой и ж….пой, змея подколодная!
– орал Гаврила, но менты, уже скрутив его, выводили из зала, а судья перенёс процесс ещё на полмесяца.