– Невиновного парня упекли!
– не унималась от возмущения и негодования Машуля, - Ой, что с ним там сделают! Мне сын рассказывал, как там относятся к тем, кто за изнасилование сидит... Ой, батюшки! Господи, спаси и помилуй!

– Точно, парня опустят из-за этой конопатой!
– вторила Маше Агаша.

Рыжая пыталась обойти бабок, но навстречу ей вставала детвора из её же дома.

– Рыжая - бесстыжая!
– дразнили её дети.

– Тьфу, шелупонь!
– плевалась в них девка, но те не унимались, не давая ей проходу.

Эльвира нервно курила одну сигарету за другой, надеясь как-то забыться или собраться с мыслями.

– Да уж...
– рассуждала она про себя, - вляпалась ты, девушка, в говно по самые ручки! Заявление из ментовки назад забрать не удастся... Мусора сами дали понять, что заяву по такой статье обратно не отдают. Поменять показания? Тогда до двух лет за заведомо ложный донос, и до трёх - за ложные показания... Не хочу в тюрьму! Даже если не посадят, дадут условно... Нет, уж на хер! Мне уже восемнадцать скоро. Всего пару месяцев осталось. Хотя...

Эльвира задумалась.

Пацанов не скоро выпустят. Братец не родной, давно уже взрослый. Да и не убьёт же меня, когда выйдет?.. А этот Васька... И зачем я отдалась этому маменькиному сынку? Что я в нём нашла такого?.. Да нет, правильно. Я же хотела, чтоб он меня в квартирке своей поселил. А потом выскочила бы замуж, притворяясь беременной, прописалась... Мамаша у него не вечная. Ишь, как запыхалась, когда меня выталкивала, сука тупорылая! Сама тумба ещё та! Эх и клуша...

Рыжая думала...

Вася лежал на вязках на шконке в психиатрическом отделении тюремной больницы. В палате находилось ещё шесть человек. Но эти люди не были сумасшедшими. Они умело ими притворялись. Психиатров не обманешь. Но если хорошо дашь в лапу и так же хорошо будешь "косить", то всё сработает как надо. Этим "больным" надо хорошо перекантоваться, а дальше - невменяемость на суде, психушка общего типа, полугодовая принудка и выписка домой! На зоне же тянуть приличный срок… А куда ещё отправят - так мама не горюй! Вот и "чудили" мнимые больные как хотели. А кормили этих засранцев оч-чень хорошо!

Вместо тюремной баланды - куриный супчик, обязательно с мяском; вместо сечки или крупяного продела, что на тюрьме не редкость - картофельное пюре с гуляшом или биточки с гречневой кашей, а вместо обычного кипятка - густо заваренный чай или кофе. Никаких нейролептиков и прочих "колёс" им не давали, вместо этого - обычные витамины.

Лейкину же вкололи лошадиную дозу галоперидола. А заместо корректора такую же большую дозу аминазина. Вася мучался от болючих уколов и ёрзал, привязанный, как уж на сковороде, а "товарищи по несчастью" дружно хохотали и прикалывались над очумевшим бедолагой.

Обход проводил сам заведующий отделением с дежурным медбратом. Низкорослый старик, с хитрыми, колючими глазами в очках из золотой оправы, мог быть похож на профессора или доктора Айболита: но то могли быть люди добрые... А в этом надменном и корыстном взгляде ни о какой доброте не могло быть и речи. Медбрат, напротив, - здоровенный мужлан с пудовыми кулачищами, но тоже немолодой, лет пятидесяти пяти, был лысый и неопрятный, с небритой щетиной и придурковатым выражением лица. Однако по сравнению с доктором, он был куда человечней.

– Чё, козёл, плющит?
– издевательски произнёс один из мнимых больных. Это был здоровый парень лет двадцати пяти, высокий, одетый в спортивный костюм. Он был сутенёром, приводил кому надо шлюх в притоны, на хаты, но попался на малолетке. Она и сдала всех с потрохами - и того, кто "верховодил".

Проституток распустили по домам, а сутенёра, вербовщика, охранников и мамок отправили за решётку. Позже арестовали и их "руководителя". Однако родители Андрея Евсеева (так звали сутенёра) были далеко не простыми людьми и подкупили кого надо. Парня отправили в тюремную психлечебницу, а психиатр сделал соответствующее заключение. Теперь ему осталось показать комиссии, что он невменяем: дальше обычная дурка и скорая выписка.

По-настоящему заболел только Вася. Его коробило с нейролептиков, сковало руки, закатились глаза. Сжалившаяся над ним молоденькая медсестра, дежурившая после мордоворота-медбрата, сделала Лейкину укол тремблекса, пролонгированного корректора, на четыре дня. Врач все равно обход делал раз в неделю, обычно по средам, перед комиссией.

С этой медсестрой Дашей, голубоглазой брюнеткой, и пытался "замутить" бывший сутенёр Евсеев. Он буквально ходил за женщиной по пятам, задабривал передачами, ухаживал, делал комплименты. А главное - ссал в уши, что, когда выйдет на свободу, непременно на ней женится.