– С Европой мы с вами еще объяснимся, Андре, – теперь уже решительно оставила их внебрачное ложе Биленберг. – Понятно, что каждый новый правитель должен совращать Европу, как нетронутую девку. Но уж кто-кто, а вы на это способны, мой генерал генералов, я в этом уверена.

– Кто же сумел убедить вас? – Власов по-прежнему обращался к ней то на «ты», то на «вы» в зависимости от тона, в котором происходила беседа.

– Вы, мой генерал генералов. Кто же еще?

Власов грустно улыбнулся и, откинувшись на подушку, вновь потянулся за сигарой.

– Странно, что мне это удалось, в стремени, да на рыс-сях.

– Но разве убедили вы только меня? А германское командование?

Вместо ответа Власов отрешенно покачал головой: «Будто она не знает, что до сих ни один из высокопоставленных чиновников рейха, не говоря уже о фюрере, не принимал меня?! Что ни один приказ германского командования до сих пор не позволяет создать мне – в казармах, а не в листовках – эту самую Русскую освободительную армию».

Нет, разрозненные части и подразделения уже, конечно, существуют. Мало того, они разбросаны по всей Европе, от Польши до Атлантического побережья Франции, и от Прибалтики до Северной Италии. Но это еще не армия. И тем более – не русская освободительная. Хотя солдаты некоторых русских частей уже носят нашивки «РОА», однако по-прежнему полностью подчиняются командованию вермахта.

– И все же вы, Хейди Великая, – пока что единственный человек в Европе и во всем мире, кто искренне уверовал в могущество и непобедимость моей несуществующей армии.

Появление Отто Скорцени министр иностранных дел Риббентроп, заместитель фюрера по партии Мартин Борман, фельдмаршал Кейтель и генерал Йодль восприняли с таким удивлением, словно штурмбаннфюрер СС явился сюда, в «ситуационный блок», как называли эту часть «Вольфшанце», чтобы провести совещание вместо фюрера.

Особенно откровенное непонимание демонстрировал фон Риббентроп. Он даже откинулся в кресле, следя, как штурмбаннфюрер Скорцени еще от порога поприветствовал всех присутствующих, подошел к столу и спокойно, не чувствуя никакой скованности, оперся руками о спинку стула, вопрошающе глядя на Гиммлера. При этом рейхсфюрер оставался единственным, на кого появление здесь столь низкого чина, как майор войск СС, не произвело никакого впечатления. А еще Гиммлер был единственным, кто при появлении обер-диверсанта чуть было не встал, во всяком случае, он машинально приподнялся. И это тоже не скрылось от глаз министра.

Нет, Риббентроп, конечно, понимал, что в вопросе о судьбе Хорти, его правительства, а значит, и самой Венгрии, им никак не обойтись без «особых услуг» Скорцени. Как не обошлись в свое время без них в Австрии, Италии и, наконец, здесь, в Берлине, во время заговора генералов. Всем давно ясно: там, где бессильны политики, где бессмысленны операции дивизий и целых армий, положение способны спасти только Скорцени с группой своих коммандос, только люди из «Черного легиона» его «бессмертных»; из никакими указами фюрера и приказами Гиммлера не оформленного «Легиона Скорцени».

Но дело в том, что Риббентроп прекрасно осознавал: для того чтобы подчиненные Скорцени, его «коршуны Фриденталя», начали действовать, достаточно, чтобы обер-диверсант всего лишь выполнил приказ фюрера, переданный ему Шелленбергом, Кальтенбруннером или, наконец, Гиммлером.

«Вот только ни Кальтенбруннера, ни Шелленберга на совещаниях в „Вольфшанце” в последнее время почему-то не видно, их сюда попросту не приглашают, – вскипал в своем яростном бессилии Риббентроп, уже хорошо познавший, что такое быть отлученным нелюбовью фюрера от его ставки. – Зато Скорцени восседает здесь наряду с фельдмаршалом Кейтелем, генералом Йодлем и рейхсфюрером Гиммлером. С чего бы это?!»

Риббентроп вообще в принципе не понимал смысла столь странного приближения какого-то там, пусть даже весьма удачливого, диверсанта к фюреру. И не хотел понимать его. Если уж фюрер действительно желает чаще видеть у себя в ставке этого громилу с лицом уголовника, он должен сначала позаботиться о его служебном возвышении. Нормы приличия следует соблюдать всем, в том числе и фюреру.

– Если позволите, господин фельдмаршал, – неожиданно прервал неловкое молчание Йодль, обращаясь к Кейтелю, – то могу напомнить, что я уже не раз заявлял фюреру, что не доверяю регенту Хорти.

– Не вы один заявляли нечто подобное, – мрачно проворчал начальник штаба Верховного главнокомандования вермахта, по существу отмахиваясь от него.

Кейтель ждал появления фюрера, к которому у него накопилось множество вопросов, и теперь старался максимально сосредоточиться. Он очень опасался, что фюрер вновь попытается свести совещание к какому-то одному вопросу, в данном случае к одной диверсионной операции. В то время, когда настало время обсудить саму стратегию выживания рейха, и, в частности, положение дел в вермахте, ситуацию на фронтах, отношение к продажным союзникам Германии и к бывшим западным союзникам, преданным самой Германией…