У Брозе было узкое измученное лицо. Рут знала, что постояльцы отеля, едва завидев его, пускались наутек – он вечно искал собеседницу для своей жены.

– Она очень много времени проводит в одиночестве… вы сами понимаете, как это трудно… можно впасть в отчаяние. Бывают дни, когда она особенно печальна. Но стоит кому-нибудь посидеть около нее, и ей сразу становится лучше. Я подумал, а вдруг вам тоже захочется немного поболтать. Моя жена умница…

В эти дни Рут пыталась научиться вязать пуловеры из кашемировой шерсти; кто-то ей сказал, что на Елисейских Полях есть русский магазин, который скупает такие вещи и затем перепродает втридорога. Рут хотела продолжить работу и, пожалуй, не пошла бы. Но от этого беспомощного расхваливания жены – «она умница» – ей почему-то стало стыдно.

– Подождите минутку, – сказала она. – Я возьму кое-что и пойду с вами.

Она взяла шерсть, рисунок-образец и вместе с Брозе спустилась вниз. Его жена лежала в маленькой комнате, выходившей окнами на улицу. Когда Брозе, пропустив перед собой Рут, вошел в комнату, он переменился в лице. Хотя явно силился показать, будто радуется.

– Люси, вот фрейлейн Холланд, – быстро проговорил он. – Она охотно составит тебе компанию.

Два темных глаза на восковом лице недоверчиво уставились на Рут.

– А теперь я пойду, – добавил Брозе. – Вечером вернусь. Сегодня мне наверняка повезет. До свидания.

Он улыбнулся, шутливо помахал рукой и ушел.

– Ведь он сам привел вас, правда? – спросила бледная женщина немного погодя.

Рут хотела было солгать, но, подумав, кивнула.

– Так и знала. Спасибо, что зашли. Но я отлично могу быть одна. Кажется, вы работаете. Я не стану мешать вам. Посплю немного.

– Никаких особых дел у меня нет, – сказала Рут. – Просто учусь вязать. Этим я могу заниматься и здесь. Я захватила с собой шерсть и спицы.

– Есть вещи более приятные, чем сидеть у постели больной, – устало проговорила женщина.

– Конечно, но все-таки лучше это, чем торчать одной у себя.

– Так говорят все, чтобы утешить, – пробормотала женщина. – Я знаю, больных всегда хочется утешить. Уж сказали бы прямо, что вам неприятно сидеть с незнакомой больной женщиной, у которой к тому же плохое настроение, и что делаете вы это только по просьбе моего мужа.

– Это верно, – ответила Рут. – Но я вовсе не собираюсь утешать вас, просто рада случаю поговорить с кем-нибудь.

– Почему бы вам не пойти куда-нибудь развлечься?

– Это я не очень люблю.

Не услышав ответа, Рут подняла глаза. Она увидела лицо, полное растерянности. Привстав на постели, больная безмолвно уставилась на гостью, и вдруг из ее глаз потекли слезы. В одно мгновение лицо стало совершенно мокрым.

– Боже мой, – всхлипывала она, – вы это говорите просто так…

А я… Если бы я только могла выйти на улицу…

Она откинулась на подушку. Рут встала. Она видела серовато-белые вздрагивающие плечи больной, видела убогую кровать, освещенную каким-то пыльным предвечерним светом, видела за окном залитую солнцем холодную улицу, а над крышами домов – огромную светящуюся бутылку – электрорекламу аперитива «Дюбонне», неизвестно зачем включенную в этот ранний час, и на минуту ей показалось, будто все это где-то далеко-далеко, на какой-то другой планете.

Женщина понемногу успокоилась. Она снова привстала на постели.

– Вы все еще здесь? – спросила она.

– Да, я здесь.

– Я нервна и истерична. Бывают у меня такие дни. Пожалуйста, не сердитесь…

– Сердиться? Что вы! Я вообще ничего не заметила.

Рут уселась у постели. Она разложила перед собой образец пуловера и принялась копировать его, стараясь не глядеть на больную, на ее измученное, горестное лицо. Ей казалось, что рядом с этой женщиной она как-то вызывающе, неприлично здорова.

– Вы неправильно держите спицы, – сказала жена Брозе. – Так много не наработаете. Надо по-другому.

Она взяла спицы и показала Рут, как ими действовать. Затем внимательно осмотрела уже вывязанную часть пуловера.

– Тут у вас не хватает одной петли, – заметила она. – Придется распустить этот кусок. Вот как это делается.

Рут с благодарностью посмотрела на больную. Та улыбнулась. Теперь ее лицо выражало внимание и сосредоточенность, она полностью погрузилась в работу. От недавнего надрыва не осталось и следа. Легко и быстро мелькали спицы в бледных руках.

– Вот… – удовлетворенно сказала она. – А теперь попробуйте-ка сами.

Вечером вернулся Брозе. В комнате было темно. На фоне зеленоватого, как яблоко, вечернего неба броско выделялся сверкающий красный контур огромной бутылки «Дюбонне».

– Люси! – спросил он в темноту.

Женщина пошевельнулась на постели, и Брозе увидел ее лицо. От огней световой рекламы оно казалось чуть розовым – точно свершилось чудо, и она внезапно выздоровела.

– Ты спала? – спросил он.