Шрифт:
– Как же ты: вошел в город, да еще и долг хотел выправить? – сказал Бульба. – И не велел он тебя тут же повесить, как собаку?
– А ей-богу, хотел повесить, – отвечал жид, – уже было его слуги совсем схватили меня и закинули веревку на шею, но взмолился пану, сказал, что подожду долгу, сколько пан хочет, и пообещал еще дать взаймы, как только поможет мне собрать долги с других рыцарей; ибо у пана хорунжегоя все скажу пану – нет и одного червонного в кармане. Хоть у него есть и хутора, и усадьбы, и четыре замка, и степовой земли до самого Шклова, а грошей у него так, как у козака, – ничего нет. И теперь, если бы не вооружили его бреславские жиды, не в чем было бы ему и на войну выехать. Он и на сейме оттого не был.
– Что ж ты делал в городе? Видел наших?
– Как же! Наших там много: Ицка, Рахум, Самуйло, Хайва-лох, еврей-арендатор…
– Пропади они, собаки! – вскрикнул, рассердившись, Тарас. – Что ты мне тычешь свое жидовское племя! Я тебя спрашиваю про наших запорожцев.
– Наших запорожцев не видал. А видал одного пана Андрия.
– Андрия видел? – вскрикнул Бульба. – Что ж ты, где видел его? в подвале? в яме? обесчещен? связан?
– Кто же бы смел связать пана Андрия? Теперь он такой важный рыцарь… Далибуг [37] , я не узнал! И наплечники в золоте, и нарукавники в золоте, и зерцало [38] в золоте, и шапка в золоте, и по поясу золото, и везде золото, и все золото. Так, как солнце взглянет весною, когда в огороде всякая пташка пищит и поет и травка пахнет, так и он весь сияет в золоте. И коня дал ему воевода самого лучшего под верх; два ста червонных стоит один конь.
37
Далибуг (польск.) – ей-богу.
38
Зерцало – два скрепленных между собой щита, которыми в старину воины предохраняли спину и грудь.
Бульба остолбенел.
– Зачем же он надел чужое одеянье?
– Потому что лучше, потому и надел… И сам разъезжает, и другие разъезжают; и он учит, и его учат. Как наибогатейший польский пан!
– Кто ж его принудил?
– Я ж не говорю, чтобы его кто принудил. Разве пан не знает, что он по своей воле перешел к ним?
– Кто перешел?
– А пан Андрий.
– Куда перешел?
– Перешел на их сторону, он уж теперь совсем ихний.
– Врешь, свиное ухо!
– Как же можно, чтобы я врал? Дурак я разве, чтобы врал? На свою бы голову я врал? Разве я не знаю, что жида повесят, как собаку, коли он соврет перед паном?
– Так это выходит, он, по-твоему, продал отчизну и веру?
– Я же не говорю этого, чтобы он продавал что: я сказал только, что он перешел к ним.
– Врешь, чертов жид! Такого дела не было на христианской земле! Ты путаешь, собака!
Конец ознакомительного фрагмента.