Только дома она распотрошила полупустую сигаретную пачку и вытащила из-под фольги свернутую во много раз записку. Бумага оказалась папиросной (как та, на которой писал свои заметки Флоринский), однако текст на ней был отпечатан на пишущей машинке, по-русски, но со странными оборотами, которые выдавали, что готовил документ иностранец (или человек, родной язык изрядно подзабывший). Кроме подробных инструкций, посвященных связи, там имелось послание.

«ЦЕНТР – САПФИРУ. Дорогой друг, для нас первостепенное значение имеет ваша безопасность, поэтому мы просим вас немедленно после получения данного сообщения запомнить информацию, в ней содержащуюся, и сжечь послание. Мы глубоко впечатлены вашей готовностью к сотрудничеству и в качестве залога и аванса вашей дальнейшей работы сообщаем вам, что для вас в одном из банков Швейцарии открыт номерной счет, на который зачислено 20 000 американских долларов. В дальнейшем, пока вы будете продолжать сотрудничать с нами, на него будет ежегодно перечисляться сумма в 75 000 ам. долларов. Здесь содержатся инструкции по организации нашей двусторонней связи. Просим вас неукоснительно соблюдать их – в этом залог вашей безопасности. Мы рассчитываем, что вы, в ознаменование начала нашего сотрудничества, ответите на ряд вопросов о вашей работе.

1) Каково открытое наименование предприятия, где вы в данный момент работаете? 2) Как оно называется в закрытой переписке? 3) Кто является его руководителем? 4) Имеет ли означенный руководитель ученые и научные звания и государственные награды? 5) В каком подразделении работаете лично вы? 6) Кто им руководит? 7) Какие лично вы исполняете работы?

Еще раз хотим заверить вас в том, что ваша личная безопасность является для нас важнейшим приоритетом, поэтому напоминаем о необходимости сжечь данное послание немедленно после прочтения».

Лера, однако, поступила с запиской, как и Владик с бумагами отца: она ее сжигать не стала, хотя по совершенно иным соображениям.

На следующий же день она встретилась с Александром Федосеевичем на конспиративной квартире – той самой, где когда-то, прошлым декабрем, определялась дальнейшая судьба Иноземцева и где было принято решение начать оперативную игру с Марией Стоичковой.

На сей раз присутствовали только двое: полковник Пнин и она. Он пригласил ее сесть за стол. Достал из шкапчика бутылку вина – массандровского портвейна – и фрукты.

– О, нет, я не могу, – завозражала Лера, – мне возвращаться на работу.

– А ты, когда отпрашивалась у начальства, сказала, куда едешь?

– К смежникам, обсудить один узел.

– Кто у смежников начальник?

– Потапов.

– А, тот самый! Членкор и профессор в МВТУ?

– Кажется, да.

– Не волнуйся. Я позвоню к тебе в «ящик» от его имени и скажу, что ты задержишься. Твой начальник Потапова уважает.

– Откуда вы все знаете?

– Работа такая. А с мужем своим Виленом объяснишься сама, не маленькая. Тебе надо расслабиться.

Кудимовой ничего не оставалось делать, как согласиться.

Полковник налил ей в бокал вина.

– Ну, показывай записку.

Он прочитал ее, на просвет даже посмотрел. Сунул к себе в карман пиджака.

– Что же мне им отвечать? – всполохнулась Лера. Ситуация страшно нервировала ее. Если ДО записки и, главное, до ответа на нее можно было, наверное, отыграть назад и вернуться к прежнему состоянию – она, молодая женщина, комсомолка, работает над «космической» тематикой в секретном «ящике», двигает советскую науку и укрепляет обороноспособность страны, – то ПОСЛЕ отклика она становится предательницей Родины, или советской контрразведчицей, или шпионкой, или двойным агентом. Это уж как посмотреть.

– Давай лучше выпьем, моя дорогая. – Полковник невесть откуда достал коньяк и бокал, плеснул себе. Они чокнулись. – За успех нашей операции. – Лера выпила. – Закусывай, а то опьянеешь. – Девушка отщипнула виноград. В столице в это время года он был страшной редкостью, однако в закромах КГБ, как видно, имелся. Виноград был узбекский, дамские пальчики. И в этот момент, вместе с теплой волной опьянения от портвейна и душистой сладкой кислостью от винограда, Кудимова заметила устремленный на нее взгляд Александра Федосеевича. Взгляд этот был совсем не таким, каким старшие товарищи смотрят на младших товарищей по работе. В нем отчетливо читалась похоть. И Лера ахнула про себя: «Да ведь он меня кадрит! Ну, и что теперь мне делать?»

Однако делать ЕЙ решительно ничего не понадобилось, потому что Пнин стал действовать сам. Он поднялся, неспешно обошел стол, приблизился сзади и положил обе свои руки ей на плечи. Лера тут вдруг начала как бы наблюдать за собой со стороны, и ей стало интересно: куда повернется эта мизансцена и когда и чем закончится? И зачем она вообще происходит? А генерал засунул ей обе руки под кофточку и стал мять груди, сильно и больно. При этом он, сволочь, видимо, нажимал ей на какую-то точку, отвечавшую за вожделение, потому что любовная истома прихлынула мощной волной – как давно не бывало с Виленом, – после того, как муж, паскудник, с этой гадиной Жанкой связался. Затем полковник наклонился и поцеловал ее в шею. И это прибавило внутри нее вожделения – специально их там, в КГБ, подобным штучкам учат, что ли?

– Что вы делаете? – хриплым голосом спросила она.

Пнин не ответил, не стал клясться ни в каких чувствах (как это делали, бывалоча, всякие горящие возбуждением студентики), а властно поднял ее со стула и повлек в спальню. По росту кагэбэшник был даже ниже девушки, но силой отличался исключительной. И не только физической. В прекрасно оборудованной спальне конспиративной квартиры (карельская береза, лампы из каслинского литья, зеркала) он поставил девушку в позицию «мужчина сзади» и принялся с удовольствием наяривать. Он рычал, она вскрикивала. То, что спецотдел ведет непрерывную аудиозапись, она не знала, а его это только возбуждало. Он проводил спецмероприятие, которое называлось: «укрепление доверия среди сотрудников».