И еще Гале хотелось заниматься любимым делом. Не тексты космические переводить для ОКБ. И не на центрифугах кружиться, готовясь к новому полету. Она поняла, что страшно скучает по своей изначальной профессии: по школе, деткам.

И еще ей хотелось держаться подальше от Провотворова.

И – от воинских званий и дисциплины.

Поэтому, когда она вернулась на Чкаловскую, решение у нее уже созрело. Она озвучила его – пока только себе, и оно прозвучало нормально. Даже завлекательно. И тогда она поделилась с девчонками в профилактории – оставшимися четырьмя, Валентина Первая отныне и навсегда пребывала на иных высотах: – «Я из отряда ухожу».

Девчонки изумились: «Да ты что?! Скоро всем здесь, в городке, дадут квартиры – улучшенной планировки, гостиная тридцать метров, дом уже строится! Да ведь здесь обалденное снабжение, по первому разряду, лучше, чем в любой Москве: и продукты, и промтовары, и мебель, и книги любые, по спискам книжной экспедиции!» А она отвечала: «Да, это здорово и это интересно, но при одном условии: если ты знаешь, что хоть когда-нибудь полетишь в космос». А они – ей в ответ, наперебой:

– Да мы обязательно полетим! Все и каждая! Мы будем летать! Нам обещают! Нас будут готовить к полетам!

– Нет, – отвечала она жестко. – Не полетим.

Она знала – это в ОКБ передавалось, пусть тайком, но из уст в уста, – что сказал Королев после экспедиции Валентины, коей он оказался чрезвычайно недоволен: «Пока я жив, баб в космосе больше не будет».

– А если не лететь, – думала и говорила Галина, – то какой тогда во всем этом – в снабжении и улучшенной квартире – смысл?

Иноземцева оказалась права: следующая советская женщина оказалась допущена в космос только через восемнадцать лет – и она была совсем не из их отряда.

Владику она о своем решении не говорила. Думала: пусть будет приятная неожиданность им обоим, мужичкам Иноземцевым. Ясно, муж обрадуется – хотя бы тому, что ему не надо теперь сидеть с ребенком.

Из профилактория на Чкаловской она раза три в неделю обычно звонила супругу. В очередной «сеанс связи» не удержалась: «А у меня для вас обоих будет сюрприз». Он отвечал: «И у меня для тебя – тоже». Галя почувствовала: на другом конце провода Владика аж распирает. Неужели прознал про ее решение? Да нет, откуда мог.

– Ты только, – сказал, – в субботу, когда к нам поедешь, не до Лосинки езжай – раньше выходи, в Подлипках. На станции встретимся.

– А что случилось? – встревожилась она. Все-таки в Подлипках и работа Владикова, и садик Юрочкин.

– Нет-нет, ты не волнуйся, все совершенно нормально.

Они встретили ее – большой мужчина и маленький – в субботу вечером, на платформе, с цветочками. В ту пору в Союзе цветы продавались только сезонные, Иноземцев, она помнила совершенно точно, тогда держал в руках астры. Значит, дело было осенью шестьдесят третьего.

– По какому поводу цветы? – изумилась она.

– Пойдем, расскажу тебе все позже.

А спустя десять минут горделиво открывал своим ключом и распахивал двери в новенькой пятиэтажке на улице Кирова: «Вот! Наша! Своя! Никакая не съемная! Нам с тобой дали, от ОКБ!»

В абсолютно пустой квартире восхитительно пахло свежим паркетом и непросохшим раствором. Окна были забрызганы краской – придется оттирать. Владислав пребывал в экзальтации: «Вот ордер, вот шампанское, давай отмечать!» И Юрочка носился из комнаты в комнату, а потом снова на кухню с криками: «Наша! Наша! Наша!» Галя придирчиво все осмотрела: совмещенный санузел, смежные комнаты, кухня пять метров. А вот и ордер: «Выдан Иноземцеву В. Д., на семью из трех человек. Жилая площадь двадцать восемь метров, общая – тридцать шесть». Далеко не улучшенной планировки (как обещают ей в Звездном городке), и не хоромы провотворовские, и даже не квартира на Лосиноостровской. Но все-таки – собственное жилье, не съемное, и не общага, и не профилакторий.

– Открывай шампанское, – вздохнула она.

Иноземцев принес в портфеле, вот хозяйственный мужик, не только шампанское, но и три завернутых в газетку граненых стакана. А для Юрочки – ситро. И шоколадку – закусить.

Он открыл бутылку. Устроились, за полным неимением мебели, на подоконнике в большой комнате. Чокнулись.

– Как тебе дали ее так быстро! – восхитилась Галя. – Ты, что, к Королеву ходил?

– Нет, ЭсПэ по такой проблеме считаю беспокоить излишним. Сходил в профком. Говорю: вот, мы с Иноземцевой, двое молодых специалистов, ребеночек подрастает, я в ОКБ с пятьдесят седьмого, жена с пятьдесят девятого. А они мне: «Но Галина ведь сейчас уволилась?» А я им: «Она на Чкаловской работает, можно сказать, испытатель нашей техники. Вы про женщину в космосе слышали?»

– Ах ты жук, – двинула она ему в плечо кулачком. – Военную тайну разглашаешь, именем моим козыряешь!

– Что поделать. Хочешь жить – умей вертеться.

– Ну и молодец. – Муж настолько был увлечен своим новоприобретением, что, казалось, забыл, что и у нее имеется для него сюрприз. Пришлось напомнить: – А ведь и я тебя хочу кое-чем удивить.

– Ну, говори.

– Я ухожу из отряда.

Он был поражен куда больше, чем она новой квартирой. «Как?! Правда? Зачем? Почему?»

– Ты не рад?