Шрифт:
«В следующий раз, - говорит француз, - когда опять приеду. Покатаюсь вот вместе с ним», - показывает он на меня.
Витька жмёт нам руки, и мы с ним прощаемся. Вдогонку он нам ещё что-то кричит про рыбалку.
Часть I. Глава VII.
Выйдя из парка, мы оказываемся на бульваре Гагарина. Он тоже был недавно реконструирован, вернее, отстроен заново. В прошлом году здесь был установлен памятник первому космонавту планеты. Молодой и красивый Юрий вышагивает в своей длинной шинели по нашей улице. Когда-то он шагал по ней на самом деле. Это было в далёком 1966-м году, когда он был в нашем городе с визитом.
Автор скульптуры изобразил Гагарина в высшей степени достоверно: и знаменитая улыбка сияет на его лице, и развязанный шнурок красуется на своём месте.
Но шнурок на правом ботинке развязался у Гагарина не здесь, а в аэропорту «Внуково», когда он шёл по красной ковровой дорожке с докладом к Хрущёву. Краем глаза Юрий видел развязанный шнурок и так боялся на него наступить, что не мог больше ни о чём думать.
«Вот сейчас споткнусь, - думал он, - и растянусь на виду у всего человечества».
Слава Богу, этого не случилось.
За год и ботинок, и шнурок жители нашего города отполировали до блеска. Каждому обязательно нужно их потрогать.
Трогаем их и мы. Затем я фотографирую Ирвана рядом с первым космонавтом планеты, а он фотографирует меня.
«Знаешь, кто это такой»? – спрашиваю я.
«Конечно, - утвердительно кивает француз, - Юрий Гагарин, первый космонавт».
«А на кого он похож»? – продолжаю я допрос.
Ирван жмёт плечами.
«На моего брата, - говорю я, - мой брат в своё время тоже был военным лётчиком, и лет двадцать назад выглядел точно так же, как Юрий»…
Мы трогаем развязавшийся шнурок ещё раз, при этом я на всякий случай загадываю желание, мало ли – вдруг исполнится, и смотрим на заходящее солнце. Оно уже прячется за трибунами футбольного стадиона.
Над нашими головами зажигаются фиолетовые огоньки.
Их тысячи. Они развешены на растяжках почти над всем бульваром, от входа в парк и до площади Ленина.
«Красиво у вас», - говорит восхищённо Ирван.
«А ты не хотел ехать в Брянск», - говорю ему я.
В конце бульвара мы подходим к стене пятиэтажного дома, на которой прикреплён стенд с военачальниками, героями Великой Отечественной войны. Стенд повесили недавно, 9-го Мая, в юбилей Великой Победы. Моей маме в этот же день исполнилось 85-ть. Мы останавливаемся у стенда. Первый слева на нём маршал Жуков, четырежды герой. Его портрет знают все, и Ирван не исключение. Затем идут маршалы: Рокоссовский, Конев, Василевский и далее по порядку, как это мы ещё привыкли видеть в школьных учебниках.
Я останавливаюсь перед портретом Чуйкова Василия Ивановича. Это его 62-я Армия удержала Сталинград в 42-м.
«Бабушка моей жены, баба Дора, - говорю я Ирвану, - служила в молодости у этого маршала в Сталинграде главным поваром»…
Не знаю, вспомнит он потом об этом, когда будет посещать в Волгограде Мамаев Курган.
Дальше мы идём через площадь Ленина, и я показываю Ирвану одноимённый памятник. Недалеко от него недавно установили другой памятник: сове, или филину, не знаю точно. Я не различаю этих птиц, думаю, что это вообще одно и то же.
Трёхметровый монумент, в отличие от волка, сделан из берёзовых прутьев. Возле совы тоже теперь всегда толпа зевак. Потом мы идём дальше, к драмтеатру. Напротив здания драмтеатра памятник Тютчеву. Ирван показывает на него рукой и говорит:
«Фёдор Тютчев».
«Наш земляк, - уточняю я, - и Фёдор там начинается с «фиты». Я тебе днём покажу».
Пройдя драмтеатр, мы оказываемся у ЦУМа, нашего центрального универмага. Напротив него высится здание областного УВД, красивое и подсвеченное не хуже Кремля.
«Здесь наша полиция ютится, - говорю я Ирвану, - вернее, её руководство».
Француз удивлённо смотрит на меня.
«Да, они тут не хило устроились», - подтверждаю я его немой вопрос».
«Что значит, не хило»? – спрашивает он.
«Значит хорошо, прекрасно, восхитительно, - перечисляю я эпитеты, - трэ манифик по-вашему».
«Теперь и я могу так говорить: «не хило»? – смеётся француз.