Он был не первым, который делал подобную ошибку.

— Ты хочешь перевоплотиться в небесном огне? — уточнил он. — Ты так приносишь себя в жертву?

— Да.

— И ты действительно веришь, что после этого родишься заново?

Она не была уверена, но ей показалась, что он настроен с изрядной долей скептицизма.

— Да, — ответила она искренне.

— Очень хорошо. Тогда иди и готовься. Сегодня вечером будет гроза. У тебя появится возможность перевоплотиться в небесном огне.

У нее внезапно возникло чувство, что он лжет. Вот коварный ублюдок! Ему совершенно не было нужно ее возрождение — он планировал, что она умрет от рук Мигеля, но для пущей уверенности решил организовать еще бурю с грозой. Это ее донимало и злило, но она держала свои дерзкие мысли под замком. Она пользовалась украденным у богов огнем, черпала жизненные силы прямиком с небес — и его силу она тоже украдет при малейшей возможности.

Мигель не проронил ни слова.

Бог отступил назад, и Нинон села на алтаре. В голове царил переполох — мысли, исполненные отвращения при виде того, как он превращается в кота, метались, как птицы в клетке, но она всячески их подавляла, чтобы он ничего не почувствовал. В его представлении она была идолопоклонницей, застывшей в благоговейном трепете.

— У тебя есть время до захода луны, — сказал он Мигелю. — Я и так уже заждался.

Нинон с Мигелем наблюдали за тем, как он вошел в реку и, слившись с темной водой, исчез в ее мутных глубинах. Вместе с ним ушло и напряжение мозга. Нинон облегченно вздохнула, словно камень с души упал, но оставалась еще переполнявшая душу ярость и легкая затуманенность сознания, как после наркотиков. В последнее время единственным ее наркотиком стала медитация; сосредоточенное жужжание было не совсем подходящей подготовкой для того, чтобы в мозг ворвался бог смерти.

— Какой еще небесный огонь? Или ты несла эту чушь, чтобы тебя не прикончили в ту же секунду? Даже если и так, я не стану тебя в этом винить.

Он помог ей подняться с алтаря. Они пошли к выходу из пещеры, по-прежнему не спуская глаз с подземной реки. По всей видимости, у Мигеля отношения с отцом были отнюдь не доверительные.

— Это долгая история.

— Думаю, лучше все же рассказать ее мне. То, что я уже успел услышать о человеке, преследующем тебя, мне не понравилось. Похоже, Д. 3. проявляет к нему нездоровый интерес. И можешь мне поверить, если уж он чем-то загорелся, ничего хорошего и этом нет — ни для тебя, ни для меня. Кстати, положение, в котором мы с тобой сейчас находимся, в народе называется глубокой задницей.

Если раньше Мигель был просто энергичным, то сейчас его буквально трясло. Из некоторых стресс от пережитого ужаса выходит таким вот способом.

Нинон сделала осторожный выдох, стараясь не закашляться. Ей стоило определенных усилий сохранять некоторую ясность мыслей, одновременно разговаривая о посторонних вещах. Ощущение того, что двое — Сен-Жермен и божество — копаются у нее в голове, было не из приятных. Она была почти уверена, что божество может подслушать часть ее разговора с Мигелем, потому стоит посвятить его в свои дальнейшие планы. Теперь сила божества нужна ей больше, чем когда-либо. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы Сен-Жермен с Дымящимся Зеркалом объединили усилия.

— Ты прав. И мне очень жаль, что все так вышло. Я надеялась, что удастся не втягивать тебя в это… дело.

— Очень сомнительно, чтобы у тебя это получилось.

— Теперь и я начинаю сомневаться. Наверное, это только к лучшему. — Она тряхнула головой. — В первую очередь ты должен знать, что никакая я не Серафина Сандовал из Калифорнии, а была и являюсь до сих пор Нинон де Ланкло из Парижа.

От неожиданности Мигель чуть не споткнулся. Может, для божества это и ничего не значило, зато на Мигеля произвело впечатление.

— Та самая Нинон де Ланкло? Женщина, которая в семнадцатом веке научила французов искусству любви? Которая правила пьесы Мольера, давала советы кардиналу Ришелье, обучала Вольтера, боролась за права женщин и была любовью всей жизни философа Сен-Эвремона?

— Да. C’est moi .

— Мать честная!

Он от души расхохотался, снова взял ее за руку и повел из пещеры. По телу пробегали небольшие электрические разряды, когда он вот так дотрагивался до нее, но теплее от этого не становилось.

— Хочешь услышать самую смешную часть рассказа? — спросила она, не разделяя его веселья.

— Да, черт возьми! Никогда не упускаю возможности хорошо посмеяться. Особенно если собираешься умереть.

Она никак на это не отреагировала.

— Человек, который меня преследует и с которым так хочет встретиться твой отец, — граф де Сен-Жермен. А его отцом был человек, которого все знают как доктора Франкенштейна.

Она выдержала паузу. Видя, что Мигель настолько потрясен, что потерял дар речи, она добавила: