– Благослови вас Бог.

– Ничего, не волнуйтесь. Хотя они великоваты.

Карен спешит на кухню. Молли под деревянным столом, расстроенная, сжалась в комок ярости.

– Пришла твоя мама, – громко говорит Трейси.

Карен приседает на корточки:

– Привет, милая, – и заползает под стол.

Но Молли подобна грузовичку, мчащемуся под дождем по автостраде, она так разошлась, что ее не остановить.

Малышка продолжает бушевать, несмотря на присутствие Карен.

– Хочу обняться с папой! Хочу обняться с папой! – Она колотит кулачками по линолеуму.

Карен чувствует себя беспомощной, но садится на пятки, гладит Молли по сгорбленной спинке и пытается ее успокоить:

– Папы здесь нет. – Ее собственная душа при этих словах начинает плакать. – Не хочешь обняться с мамой?

Наконец, Молли перестает от нее отмахиваться. Постепенно ее крики становятся все тише, и она, как жук, забирается Карен на колени.

Они сидят так несколько минут, и над ними нависает накрахмаленная скатерть. Карен ощущает темноту и тепло этого места, запах сосны – не случайно Молли забралась именно сюда. Они как будто спрятались в собственном убежище.

– Вот, вот. Ничего. Ничего. Извини, я не папа. Но я здесь, Молстер, я здесь. – Карен обхватила дочь руками и ласково гладит ее по головке, пока Молли, наконец, не проглатывает последние всхлипы, ее дыхание выравнивается, она успокаивается.

Карен спрашивает:

– Тебе лучше?

– Все болит, – говорит Молли, поднимая голову.

– Где болит?

– Здесь. – Молли выпрямляется и потирает животик.

– А-а-а, бедный животик. – Карен поглаживает его.

– И здесь. – Молли касается лобика.

– Бедная головка. – Карен целует ее в лоб.

– И здесь. – Молли возвращается к туловищу, на этот раз к груди. – Все болит.

Карен знает, что наружная боль – это проявление внутренних страданий. Она тоже чувствует, как у нее все болит. Гладя Молли грудку, она вдруг замечает стоящего рядом Люка. Он приподнял скатерть и заглядывает под стол.

– Привет, милый, – говорит Карен, протягивая к нему руку. Интересно, как долго он наблюдает за ними. – Хочешь к нам?

Люк качает головой.

– Тогда и нам, наверное, нужно вылезти. – Она пододвигается. – Давай, Молли, пора домой.

Молли пищит, как раненый звереныш, и крепче приживается к маме.

– Ну, давай, Молстер. Нам пора возвращаться.

Прежде чем Молли успевает возразить или опять удариться в слезы, Карен осторожно вытаскивает ее из-под стола.

– Люк, мой малыш, – улыбается она, вставая и неожиданно осознавая, что едва узнала своего сына.

Люк молчит.

– Ты в порядке?

Люк только смотрит на нее, выпятив губу, и не произносит ни слова. Это не характерно для него, обычно он хотя бы кивает или качает головой. Но он как будто даже не слышал вопроса.

– Поедем домой, – говорит Карен. – Потом попьем чего-нибудь с печеньем, и, если будете хорошо себя вести, я дам вам выбрать DVD, чтобы посмотреть по телевизору. Хотите «Шрек»? Вам он нравится?

– Да, – без колебаний отвечает Молли.

Люк все еще не проронил ни слова. Может быть, дома наконец разговорится.

Обычно она не позволяла им смотреть DVD в это время дня и не хочет нарушать заведенные правила, но оба так подавлены, что необходимо утешить их любой ценой. И, в общем-то, разве это так важно? Вряд ли просмотр фильма по телевизору нанесет им такую же психологическую травму, как смерть отца.

– Не забудьте, – говорит Трейси, протягивая мешок с одеждой Молли. – Я прополоскала белье, но все еще мокрое.

– Вы просто ангел. – Карен сует мешок под мышку и, положив ладони на головы детей, ведет обоих по коридору; Молли в одежде, которая ей сильно велика, она напоминает клоуна, а Люк шаркает, сердитый и безутешный.

На краю Фёрта, где течет богатая минералами вода и дует морской бриз, стоит этот перегонный завод. Это сюда мы ходим на работу, чтобы приготовить для вас одно из лучших в Шотландии односолодовых виски, как мы делали его более двухсот лет. Налейте себе стаканчик, посмотрите на свет, оцените цвет. От бледно-бледно золотого до темно-коричневого, каждый оттенок – это отражение нашей удивительной холмистой родины.

Не в первый раз Анна рада, что работа ее отвлекает от грустных мыслей. Чтобы сосредоточиться, требуется усилие, но она привыкла. Сколько раз после ссоры со Стивом она подавляла воспоминания о прошлом вечере, пытаясь писать? Теперь она отлично справляется с бегущими наперегонки мыслями, говоря себе, что разберется со своими проблемами позже. И хотя сейчас вовсе не Стив занимает ее мысли, а Карен и дети, способность перенаправлять свою энергию на работу напоминает тренированные мышцы – Анна может делать это с почти предательской легкостью.