Меллок понимал все это гораздо лучше. Старика словно подменили. Его расспросы говорили об искренней заинтересованности, да и на советы он не скупился. Вот хотя бы эти устои. Один черт знает, где Рейн достал бы их, а тут выяснилось, что у старика есть добрый знакомый, который может сварить из старых трамвайных рельсов как раз такие устои, какие нужны строителю. И баснословно дешево. Нет, нельзя судить о человеке по его словам. Меллок, видимо, принадлежал к такому сорту людей, которые на первый взгляд кажутся несносными ворчунами, а на самом деле у них под шершавой оболочкой доброе и отзывчивое сердце.

Вот только недолюбливает своего помощника... Ну, Ваттер тоже хорош, слишком большое значение придает словам, переводит на политику ерундовые высказывания старика. Жизнь не такая уж сложная штука. Сам живи и другим давай жить — вот принцип, достойный человека. Ваттеру такие принципы всегда были противны, а тем более теперь, когда он вступил в партию.

У края котлована замерли шаги, и голос тещи прервал приятные размышления.

— Рейн, сразу же иди домой, Урве зовет.

— Что случилось?

В ящике достаточно раствора, а солнце только-только зашло, оставив на небе красноватую полоску, — просто необходимо еще поработать.

— Я толком и не знаю. Сама тебе расскажет.

Дурацкая таинственность!

— Ладно, вот только уложу эти два камня, — грубо сказал Рейн. — Идите, я сейчас.

Но, черт побери, что стряслось дома? Он ничего не мог придумать. В последнее время он настолько был занят постройкой, что весь мир с его неожиданностями и крутыми поворотами перестал существовать для него.

Дома все было перевернуто вверх дном. Уже в передней он заметил на зеркальном столике завернутые в бумагу пакеты и пустую коробку из-под туфель. Когда она успела купить туфли? Ведь была же договоренность, что... В кухне на спинке стула висел новый шарфик, а на столе лежали нарезанный хлеб, коробки консервов, бумажные кульки. В комнате на полу он увидел большой, наполовину уложенный чемодан.

Уезжает?

Среди всего этого беспорядка счастливая и взволнованная Урве пришивала к рубашке розовую тесемку.

— Я еду в Москву! — крикнула она вместо приветствия.

Рейн сел к столу, раздумывая, что сказать. Ему необходимо было немного собраться с мыслями.

— Сегодня. Вечерним поездом, — добавила жена. — На шесть месяцев. — Урве быстро обрезала нитку и встала. — А теперь не смотри, я...

Смотри или не смотри — все равно. Человек уезжает на шесть месяцев в Москву. Октябрь, ноябрь, декабрь, январь, февраль, март.

— Значит, ты вернешься только в апреле...

— Ну да, в начале апреля. Ты не сердись, Рейн, я не могла посоветоваться с тобой...

— Где Ахто?

— Мама пошла погулять с ним. Ты даже не спрашиваешь, зачем я еду? И как всe это произошло?

— Что теперь спрашивать, ты ведь решила ехать, — бросил муж с таким внезапно зазвеневшим гневом в голосе, что в комнате на мгновение стало тихо.

Урве, вздохнув, присела на стул.

— Удивительно, — мрачно сказала она наконец. — Мать сердится, что я уезжаю. У тебя такое лицо, будто я преступница. Разве я виновата, что меня чуть ли не силком заставляют ехать.

— Учиться? — сквозь зубы процедил муж.

— Ну да. На курсы. Должен был ехать Ноодла, заведующий отделом информации, но у него какие-то важные семейные дела, и он не смог.

— У Ноодла важные дела, а у тебя их не может быть?

— У меня? Но что могло помешать мне?

Рейн не ответил. Bсe в нем кипело и клокотало. Он нервным движением схватил со стола спички и закурил. Урве пришлось повторить свой вопрос.

— Черт побери, я бы не начал строить, если б такое знал.

— Но почему? Разве мой отъезд помешает тебе строить? Много ли от меня здесь толку?

— Да не в этом дело, работа не остановился, но столько времени без тебя... Как там, в Москве?.. И на что ты будешь жить эти шесть месяцев? На стипендию? Какие-то копейки.

— До чего же ты глупый! Я буду по-прежнему получать зарплату, а кроме того, редактор просил, чтоб я и оттуда писала.

Хмурые складки на лбу мужа начали постепенно разглаживаться. Но именно это заставило сердце Урве сжаться. Теккерей! Теккерей, вот кого недавно цитировал Эсси: «Посеешь поступок — обретешь привычку, посеешь привычку...» Горькое чувство обиды заставило ее сжать губы. Муж думал прежде всего о рублях. Выходит, жена может ехать куда угодно, на сколько угодно — главное, пусть дает деньги. «Столько времени без тебя». И это так, вскользь.