Шрифт:
Председательствующий на собрании Анонимных алкоголиков поприветствовал всех и попросил минуту тишины, за которой должна последовать молитва о душевном покое.
– Господи, дай мне душевный покой… – начали они хором.
– Та самая молитва, что на жетоне, – тихо сказал Бовуар.
– Да, – подтвердил Гамаш.
– Это что? Какой-то культ?
– Молитва еще не создает культа, – прошептал в ответ Гамаш.
– Вы получили свою долю улыбок и рукопожатий? Это что такое было? Только не говорите, что эти люди не занимаются контролем сознания.
– Счастье – это тоже не культ, – прошептал Гамаш.
Но, судя по виду Бовуара, он не поверил боссу. Он подозрительно огляделся.
В комнате было полно народа. Мужчин и женщин разных возрастов. Некоторые из сидевших сзади время от времени выкрикивали что-то. Возникали споры, но их быстро улаживали. Остальные улыбались, слушая председателя.
Бовуару все они казались слабоумными.
Какой человек будет счастлив, сидя в отвратительном церковном подвале в воскресный вечер? Только алкаши, наркоманы и слабоумные.
– Он не кажется вам знакомым? – показал Бовуар на председателя собрания, одного из немногих, кто казался разумным.
Гамашу тоже так подумалось. Этот человек лет шестидесяти с небольшим был чисто выбрит, красив. Седые волосы аккуратно подстрижены, очки одновременно классические и модные, легкий свитер, кажется кашемировый.
Одежда небрежная, но дорогая.
– Может, это какой-то доктор? – спросил Бовуар.
Гамаш обдумал эту идею. Может, и доктор. Скорее психотерапевт. Специалист по пагубным привычкам, ответственный за эту группу алкоголиков. Гамаш собирался поговорить с ним после собрания.
Председатель представил свою секретаршу, которая, пытаясь найти нужную ей потерянную бумагу, зачитывала вслух бесчисленные объявления, большинство из которых устарело.
– Боже мой, – прошептал Бовуар. – Неудивительно, что люди пьют. Тут посидишь немного, так еще и утопишься.
– Ш-ш-ш, – прошипел Боб, смерив Гамаша строгим взглядом.
Председатель назвал сегодняшнего выступающего, сказав что-то про «опекуна». Бовуар застонал и посмотрел на часы. Он был какой-то нервный.
Некий сутулый молодой человек пробрался в переднюю часть комнаты. Голова у него была обрита наголо, на черепе татуировки. Одна из них – рука с выставленным средним пальцем. На лбу было вытатуировано «Fuck you».
Все лицо в пирсинге – нос, брови, губы, язык, уши. Гамаш не знал, что это – мода или самокалечение.
Он посмотрел на Боба, но тот спокойно сидел рядом, словно перед ним только что прошел не татуированный клоун, а его собственный дедушка.
Ни малейшей тревоги на лице.
Может, у него опухоль мозга? Мозги размягчились от алкоголя, и человек потерял связь с реальностью. Всякую способность чувствовать опасность. Потому что если от кого и исходила угроза, то в первую очередь от этого парня, собиравшегося выступать.
Гамаш посмотрел на председателя, который сидел во главе стола и пристально вглядывался в молодого человека. У председателя, по крайней мере, вид был настороженный. Он все фиксировал.
«А как иначе, – думал Гамаш, – если ты опекаешь молодого человека, который, судя по его виду, способен на все».
– Меня зовут Брайан, и я алкоголик и наркоман.
– Привет, Брайан, – сказали все, кроме Гамаша и Бовуара.
Брайан говорил полчаса. Рассказал о том, как рос в Гриффинтауне [57] . Его родила мать-наркоманка, воспитывала алкоголичка-бабушка. Отца не было. Его отцом, его братьями, его учителями стала банда.
57
Юго-западный район Монреаля, до недавнего времени считавшийся бедным и депрессивным.
Его рассказ был усыпан бранными словами.
Он рассказывал о том, как грабил аптеки, дома, о том, как проник как-то ночью в собственный дом и ограбил его.
В комнате раздался смех. Вообще-то, люди смеялись на протяжении всего рассказа. Когда Брайан сказал им, что оказался в психиатрическом отделении и доктор спросил, сколько он выпивает, а Брайан ответил, что по стакану пива в день, со слушателями случилась истерика.
Гамаш и Бовуар переглянулись. Даже председателя это развеселило.
Брайана лечили шоковой терапией, он ночевал в парках на скамейках, а в один прекрасный день оказался в Денвере. Этого он до сих пор не мог объяснить.
Опять веселье слушателей.
Брайан угнал машину и сбил ребенка.
Бежал с места преступления.
Ему тогда было четырнадцать. Ребенок умер. Как и смех в комнате.
– И даже тогда я не перестал пить и колоться, – признался Брайан. – Это ребенок был виноват. Его мать была виновата. Моей вины в том не было.
В комнате воцарилось молчание.