А с лопатами, как я полагал, как-нибудь и сами справимся. Теперь, после двух недель земляных работ, я уже не испытываю прежнего оптимизма; справились, конечно, куда бы мы делись – но посмотрели бы вы на мои руки!

Неделю мы шли вглубь Нгеттуа-Бели-Бели; это стоило экспедиции двух ослов из пяти и немалой убыли огнеприпасов. Живность в этих краях чрезвычайно обильна и совершено не пугана; особенно много ядовитых змей и пауков. Все члены экспедиции, включая мадемуазель Берту, облачились в брюки из плотной парусины, чем-то напоминающие джинсы, высокие шнурованные ботинки и твёрдые, будто из дерева, кожаные краги до колен. Это спасает от змей; но вот насекомые-кровососы висят над нашим маленьким караваном зудящим, жалящим облаком.

Холм, описанный в александрийской «картотеке», отыскался неожиданно легко; к вечеру девятого дня мы разбили у его подножия лагерь.

Посреди лагеря постоянно горит большой костёр, и ещё три, поменьше, по периметру. Поверх углей дежурный наваливает сырые ветви – для дыма. Иного спасения от летающего гнуса здесь нет, а скудный запас репеллентов я берегу. Впереди неизбежное странствие на запад, вниз по реке Конго – а на плоту костёр не очень-то разведешь…

Вчера Кабанга с Пронькой подстрелили бородавочника. Несмотря на диковинный вид, на вкус он оказался не хуже кабана из европейских лесов. С его сырокопчёного окорока и началось для нас сидение в Нгеттуа-Бели-Бели. Следующий день ушёл на обустройство лагеря и недолгий отдых, а на утро второго дня экспедиция в полном составе приступила к земляным работам. Лишь дежурный, сменяемый раз в три часа, нёс караул в лёгкой будочке на вершине заветного холма – с морским биноклем и винтовкой. Мадемуазель Берта и её стюард от копания в земле были, разумеется, избавлены – на них легло обустройство лагерного быта. Разумеется, госпожа немедленно взвалила хозяйственные заботы на слугу, и целыми днями пропадала на раскопе.

Итак, наконец наши лопаты и мотыги ударили в сухую – даже здесь, в джунглях, сухую! – красноватую, африканскую землю. Знать бы ещё, сколько кубов грунта предстоит перекидать, прежде чем мы доберёмся до цели? А заодно – что это, собственно, за цель?»

Из переписки поручика Садыкова с его школьным товарищем, мещанином города Кунгура

«Привет тебе, дружище Картошкин! Вот и добрались мы до самого сердца Чёрной Африки, до верховий реки Уэлле, в земли диких племён самой людоедской сущности. Хотя – есть надежда, что местные обитатели давно уже бросили эти скверные привычки; да и господин Юнкер, чьи труды я вспоминаю в каждом письме, с обычаем каннибализма самолично не сталкивался, а только пересказывает с чужих слов.

Местные жители вообще мало едят мяса, несмотря на обилие живности. Питаются они, в основном, зёрнами, дурры и бататами. Пойманная полевая крыса вызывает у наших носильщиков шумную радость: негры охотно употребляют в пищу всякую ползучую и летающую тварь. Стоит им обнаружить, что в травяной подстилке для сна притаилась мелкая зверушка – скажем змея или ящерица-варан – как на неё открывается всеобщая бешеная охота. Действо это сопровождается громким хохотом и дикими криками; преследуемое существо чаще всего спасается от погони. А негры и рады – повеселились!

А нас самих в достатке отличного свежего мяса. Только вчера, при переправе через безымянную речушку, Пронька подстрелил молодого жирафа. Животное пришло, вероятно, на водопой; мяса теперь вдоволь, и у огня, посреди наскоро разбитого по такому случаю лагеря, закипела работа.

Надо отдать должное Мсье Жилю, стюарду Берты: сей тип, избегавший обыкновенно сближения с товарищами по экспедиции, оказался знатным кулинаром. Язык и котлеты из мяса жирафа, приготовленные им, превосходны; одну ногумсье Жиль разрезал на куски и закоптил над огнем. Так поступают кочевники-арабы из пустынь Северной Африки – они называют вяленное мясо «шармут», что означает «лоскут». Шармут подолгу сохраняется в дороге и совершено не портится даже на сильнейшей жаре.

Я тоже принял в стряпне посильное участие – до глубокой ночи поддерживал огонь под импровизированной коптильней, которую Кондрат Филимоныч соорудил из веток и коры какого-то местного дерева.

Все мы, включая носильщиков, (их теперь у нас немало; путь от Виктории изрядно уменьшил наш обоз – из дюжины с лишним вьючных осликов осталась дай бог, треть) получили вдоволь мяса; негры лакомились им до глубокой ночи. Эта публика даже во время голодовок вполне сохраняет жизнерадостность – а уж когда горшки полны и на углях шкворчат куски свежей жирафятины, оптимизм их перерастает в безудержное ликование.

Стоило экспедиции пересечь границы племен азанде – начались обычные для этих широт дожди. В здешних краях времена года разделяются на два дождливых периода – большой и малый. Малый, нерегулярный, длится с марта до апреля; большой начинается, как правило, в середине мая и тянется до октября. По счастью, пока дело ограничивается незначительными осадками, земля сухая, и не доставляет нам в пути дополнительных неудобств.

В этом году, как заявил Кабанга, дождливый сезон сильно припоздал; вот и сегодня сухо, хоть горизонт и затянут грозовыми тучами. Такая задержка оборачивается порой для азанде бедой: на носу новый период засухи продолжительностью в несколько месяцев, а значит, посевы дурры и хлебные деревья сорго, долго ещё не получат живительной влаги.

Финальный переход перед деревней апакелле завершился горестным происшествием: запах свежего мяса привлёк к нашему становищу льва. Пол-ночи нам не давало спать его рыканье, пока внезапно лагерь не огласился испуганными воплями носильщиков и сопровождавших их женщин – оказывается, царь зверей добыл себе в жертву одну из этих несчастных. Поутру негры были молчаливы и напуганы; все, как один, а особенно чернокожие дамы, боязливо жались к казакам, с опаской косясь в сторону деревьев тьму – не притаился ли там царственный разбойник? Предвижу, что на очередной ночёвке забайкальцев ждёт повышенное внимание со стороны местных красоток; впрочем, они и так не отказывают белокожим господам ни в чём.