– Зачем ты пошел с нами? – спросил Дориан.

– Я уже говорил. – Джаспер с заученной грацией наклонил голову влево, потом вправо, медленно прикрывая глаза. – Ради престижа.

– Гая и Эхо вчера чуть не убили. – Дориан огляделся по сторонам. Он был готов смотреть куда угодно, лишь бы не на Джаспера. – Не слишком ли дорогую цену ты готов за него заплатить?

Джаспер хмыкнул, вертя монетку в длинных изящных пальцах.

– В самый раз. К тому же все мало-мальски стоящее всегда трудно получить.

Джаспер устремил на Дориана спокойный испытующий взгляд желтовато-золотистых глаз. Дориан решил не обращать на него внимания. Так будет лучше.

– А ты? – спросил Джаспер, ловко жонглируя монеткой, которая то появлялась, то исчезала в его руке. – Ты-то почему пошел?

– Долг, – не раздумывая, отрезал Дориан. Не соврал, но и не сказал всей правды.

Джаспер уставился перед собой. Дориану не нужно было следить, куда он смотрит, чтобы догадаться: он глядит на Гая.

– И все?

– Этого достаточно.

Видимо, последнее время боги окончательно отвернулись от Дориана: Джаспер его раскусил.

– Мы оба знаем, что это неправда.

На это Дориану нечего было ответить.

– Может, я слишком эгоистичен, – продолжал Джаспер, – но мне никогда не понять, как можно посвятить жизнь тому, кто тебя даже не замечает.

– Гай за меня жизнь отдаст, – возразил Дориан. Он знал, что это правда, но понимал и другое: сколько ни цепляйся за ложь, которой он так долго утешался, отныне этого недостаточно.

Джаспер расплылся в печальной и мечтательной, как показалось Дориану, улыбке.

– Но тебе-то нужна не его жизнь, верно? – спросил Джаспер.

Дориан не нашелся, что ответить. Да если бы и знал ответ, все равно ничего не сказал бы Джасперу. Сунув руки в карманы джинсов, он молча зашагал дальше. Вокруг щебетали птицы. Дориан хранил молчание.

– Вот-вот. – Джаспер спрятал монетку в карман. – Я тоже так думаю.

Эхо оглядела лежавшие перед ними развалины. Когда-то здесь был монастырь, но сейчас его фасадная стена обвалилась, а все мало-мальски ценное давным-давно разграбили. Однако три стены по-прежнему стояли, и природа вступила в свои права: раскидистые ветви старого дуба образовали над руинами нечто вроде крыши. Эхо догадалась, что Гай выбрал это место для ночевки, потому что оно сухое и защищенное, а вовсе не из-за красоты.

– Шутишь? – удивился Джаспер. – Мы что, будем здесь ночевать?

– Нет, – ответил Гай. – Не шучу.

Джаспер издал такой протяжный стон, что Эхо забеспокоилась, остался ли у него в легких воздух.

– И почему я вообще согласился участвовать в этой авантюре?

– По-моему, ты говорил, что пошел на это ради престижа, – бросил через плечо Дориан. Он уже старательно чертил заклинания, которые должны были предупредить их о любых незваных гостях опаснее кролика. Острием меча он выводил на земле широкий круг из дракхарских рун.

– Что-то этот престиж дорого мне обходится, – заметил Джаспер. – Благодарю покорно. Я бы лучше предпочел теплую мягкую постель.

Эхо слушала их болтовню. Дориан совершенно освоился с птератусами. Похоже, за последние дни произошло что-то очень важное, что Эхо упустила. Даже Айви оттаяла. Дориан старался, как мог, загладить свою вину, и Айви его простила. Она всегда была доброй. Куда добрее Эхо.

Джаспер рассмеялся над чем-то, что сказала Айви, и Эхо стало тошно. Ей было невыносимо тяжко сознавать, что в жизни есть место радости и веселью, в то время как она, казалось, гниет изнутри. Пробормотав какое-то извинение, которое ее спутники, занятые разговором, вряд ли расслышали, Эхо устремилась прочь из лагеря. Она углубилась в чащу леса, перебираясь через поваленные деревья и остатки монастырской стены.

В сумерках в лесу царило безмолвие, казалось, даже птицы замолчали, чтобы полюбоваться окружающей красотой. Из-за деревьев на горизонте выглядывало закатное пурпурно-красное солнце. Эхо понимала, почему Шварцвальд вдохновил братьев Гримм на создание страшных сказок. Темный, волшебный, опасный, лес был так великолепен, что у Эхо болезненно сжалось сердце. Вскоре она услышала шаги за спиной и, даже не оборачиваясь, догадалась, что это он.

Гай не проронил ни слова. Он подошел и встал рядом с Эхо. Он здесь, а уж говорить или молчать – ее дело. Некоторое время они молча смотрели, как вдалеке солнце садится за деревья. Листья шуршали, точно разговаривали на каком-то своем, мертвом языке. Эхо не понимала, о чем они говорят. Слова застывали в воздухе, но не обретали смысл.