Иван Степанович Скворцов частенько заходил в гости. Он единственный, кому Игорь честно рассказал, что случилось в ту ночь.

– Грех на мне, – только и выдавил из себя тогдашний председатель, едва дослушав Игореву историю. – Грех на мне великий, до конца дней моих не отмолю…

– Иван Степанович! Вы же коммунист, советский человек, а тут – «отмолю»!

– Молодо-зелено, – отмахнулся Скворцов. – Поживёшь с моё, поймёшь… А пока… Игорь, Игорь! Ну, чем смогу, помогу. И матери Машиной, и тебе.

И помог.

«Шесть вечера на часах, – заметил про себя Игорь с неудовольствием. – Леночке домой пора. И что ж это за посетители такие, в конце официального рабочего дня?»

Рука нащупала в кармане пиджака последнее письмо от Рыжей, пришедшее с месяц назад. Отправлено из Оймякона. Ничего себе забрались «серафимы»…

– Ну, здравствуй, – сказал от двери донельзя знакомый, хоть и прерывающийся сейчас от волнения голос. – Я вернулась.

…Они с Машкой долго стояли, обнявшись. Нет, не целовались, просто замерли, крепко прижавшись друг к другу и не замечая исполненного жгучей ревности взгляда оцепеневшей на пороге Леночки.

У косяка же, скрестив руки и перекинув на грудь роскошную пшеничную косу, стояла ещё одна женщина, хоть и молодая, но явно постарше Рыжей. Она улыбалась чуть снисходительно, словно старшая в семье, радующаяся счастью любимой младшей сестрёнки.

– Иди, иди, Леночка.

– Да-а… я п-пойду… Игорь Дмитриевич…

– То-то сплетен завтра будет… – уткнувшись носом в шею Игоря, пробубнила Машка.

– Не будет, – откликнулась Серафима. Лёгкой походкой двинулась за девушкой. – Она всё забудет. Уж в чём-чём, а тут мы поднаторели.

– Господи, Машка… Хоть бы телеграмму прислала…

– Сюрприз с Симой сделать хотели. Прости, а? Простишь?

– Тебя-то? Конечно… – Он вдыхал её запах, жадно, не в силах оторваться. – А где остальные? Как… как оно всё было? Ты ж никаких деталей не писала, понятное дело, и почтовые штемпели наверняка меняла…

– Меняла, – кивнула Машка. – А «серафимы»… Мы их устроили всех. Кого куда.

– Погоди, а как же… – начал было Игорь.

– Как же мы снова люди? – Серафима вернулась, несколько бесцеремонно встала рядом. – Очень просто. Решила задачу Мария Игнатьевна, нашла общее, а не частное решение. Ше… почти семь лет искала. А последний год, как мы… обратно вернулись, помогала нам по стране устроиться. По самым разным местам.

– Оля Рощина в Севастополе, – радостно затараторила Маша, – две недели назад замуж за морского офицера вышла, Нина Громова – в Ленинграде, Нелли в Тбилиси поехала, у неё, оказывается, там и впрямь родня, Колобова в Ярославле, Поленька на Урале, но по Москве скучает жутко, может, и рванёт обратно, как с легендой обживётся. Юлька Рябоконь в Ставрополе. Ленка Солунь в Сталинграде. У всех всё хорошо. Только мы тебе это из памяти всё равно сотрём, товарищ Матюшин, я и у себя вычищу. Мало ли кто искать станет. А ты, я смотрю…

– Я тебя ждал.

– Я… знаю, – смутилась Машка и вдруг покраснела. – А мы вот… с Симой… сюда вернулись. Домой. Я уже у мамы побывала… Она и смеётся, и плачет, и шваброй меня отлупить хотела – всё сразу.

– Спасибо тебе, что за Сашкой приглядывал, – перебила раскрасневшуюся Машу Серафима. – Никто больше не погиб, ничего не случилось…

Игорь кивнул.

– Не благодарите, Серафима Сергеевна. Карманов – мой город, я за него отвечаю, – и добавил уже тише, не по-председательски: – Что же ты теперь делать станешь, Сима? Подашься ещё куда? Или тут останешься?

– Тут, но ненадолго. Признаться, не возвратилась бы сюда, если бы не Сашка. Насмотрелась я на ваши болота на много лет вперёд. И не скучала. Только слух прошёл, Игорь Дмитрич, что мелиораторов в ваши места хотят присылать. Болота кармановские в верхах кому-то покоя не дают, – глухо ответила Серафима, опуская взгляд.

– Был такой разговор, и не раз, – кивнул Игорь, всё ещё не в силах разжать руки и выпустить Машку из объятий. – Только я убедил, что не стоит. Мол, после устранения кармановской магической аномалии… – он усмехнулся, – ещё магическую зачистку провести надо. Плановую. А зачистки сейчас Арнольдыч наш подписывает. Он знает, что кармановское болото осушать – себе дороже.

– Может, он и знает, и обойдётся всё. Но Сашку всё равно надо оттуда вытащить. Достаточно она мучилась. Мне… плохо ещё на подъезде к Карманову стало, Игорь.

– Не знаю, надо ли, – отвернулся Матюшин. – Я ведь тоже к ней ходил часто, Серафима. Знаю, что там. Ненависти клубок, ненависти страшной. «Они ушли, а меня бросили». А последние года два и вовсе человеческого ничего не осталось. Зверь она теперь, страшный, озлобленный. Даже моих способностей хватило, чтобы понять. Как хотите, девчонки, а вернуть её никак не удастся. И раньше шансов мало было, а теперь вовсе нет.