Шрифт:
– Так, – опустил голову Потёмкин.
– И к какому же выводу вы пришли, Виктор Арнольдович?
– Что вывезли немцы «ангелов». Может, даже пленили. Но тела их, в отличие от тех же «зигфридов», на той земле не остались. Что, как вы понимаете, Иннокентий Януарьевич, существенно, на порядок примерно, уменьшает вероятность возникновения вторичных эффектов.
– Вот даже как, – сощурился Верховенский. – Интересно, товарищ Потёмкин, весьма интересно-с. Я так понимаю, очень было вам тяжело допустить даже тень мысли, что девушки наши к немцам в плен угодили? И, может, даже живы остались?
– Смертельно тяжело, – тихо выговорил Потёмкин. – Не хочу в это верить, мысль от себя гоню…
– И я тоже гоню, – неожиданно поддержал его Верховенский. – Отрицательные ответы, Виктор Арнольдович, это ещё не доказательство. Даже от партизан. Надо разбираться. По-нашему, по-коммунистически – тщательно, без оглядки на персоналии. Потому что еще одна Корсунь-Шевченковская аномалия нам не нужна, никак не нужна. С этой бы разобраться. В общем… – он вновь отпил чаю, – как я понял, на последнее задание «ангелы» ушли без вас. Прискорбно, товарищ Потёмкин, очень прискорбно. Потому что, как один из опытнейших и даровитейших наших магов…
– Спасибо, товарищ Верховенский.
– Это не комплимент, Виктор Арнольдович, а констатация факта. Впрочем, вопросы-то всё равно остаются. Как же так, товарищ Потёмкин, я, старик древний, покоя не нахожу, последние недели в архивную крысу превратился, понять пытаясь, что ж стряслось с «ангелами». И знаете что, Виктор Арнольдович? Ни-че-го я не понимаю, не могу дознаться. Молчат архивы. Невозможно понять ни как немцы их раскрыли, ни как перехватили, ни чем уничтожили. Боевая-то трансформация у них о-очень эффективная была, так, Виктор Арнольдович?
Потёмкин кивнул. По спине его стекал пот.
– И вот накрыли немцы наших героических девушек. Пали они в бою неравном, пропали без вести, так что и могил не осталось. Что именно случилось – совершенно неясно. Но что же вы предприняли? Может, после того, как фронт на запад откатился, поисковую операцию требовали провести? Может, лично на рекогносцировку в те края выезжали? Может, в вышестоящие инстанции писали, мол, требуется провести…
– Писал! Писал в инстанции! – перебил Кощея Виктор Арнольдович. – Говорили ж мы про это уже, Иннокентий Януарьевич! И в деле должны мои рапорты остаться! Не только в ЦШПД [1] писал, отнюдь нет! Всюду, куда только мог!
1
Центральный штаб партизанского движения.
– Верно, верно, – с неопределённым выражением отмахнулся Верховенский. – Да не потейте вы так, товарищ Потёмкин, ясно дело, что остались ваши писания, где нужно, всюду остались. Не видел их пока, но не сомневаюсь. Обезопасили вы себя бумажками нужными, что есть, то есть. Но результаты-то каковы? Проверили по вашим рапортам несколько районов на Смоленщине, ничего не нашли, само собой. Но я, как вы понимаете, Виктор Арнольдович, успокоиться не мог. Как уже говорил, за всю войну не погибало у нас разом такой сильной группы. Не верил я и не верю в бесследное «ангелов» исчезновение. И что пленили их, извините, товарищ Потёмкин, поверить не могу тоже. Не могли Зиновьева и её подруги сгинуть бесследно, да ещё и в боевой трансформации. Землю вы, товарищ Потёмкин, должны были рыть, но где они погибли – дознаться. Не ссылаться на партизан, не теоретизировать зря, что, мол, немцы трупы вывезли. Дознаться обязаны были, проверить всё, чтобы точно уж никакого «эха». Если не сразу, так после войны, чёрт побери!
Верховенский разгорячился, даже ладонью по столу прихлопнул.
«Да, – подумал Потёмкин. – Здесь ты меня уел, Кощей. Обскакал на вороных. Но ничего, ничего, имей ты на меня хоть какой матерьяльчик – не здесь и не так бы ты со мной разговаривал…»
– В общем, так, – сухо сказал Иннокентий Януарьевич, переведя дух. – Дело о корсунской трагедии, как вы, возможно, знаете, взято на особый контроль Генеральной прокуратурой. Союзной, само собой, не Киевской. Председатель Комитета, где я имею честь состоять, лично поручил мне досконально разобраться и доложить куда следует. Так что, Виктор Арнольдович, давайте вместе восстанавливать все события того времени.
– Восстановить-то события можно, товарищ Верховенский. Вот только зачем? В тех местах за прошедшие почти двадцать лет всякое случалось. Немцы стояли, потом на запад фронт двинулся. Потом мы там почти каждую деревню, каждый мост отстраивали. Сапёры минные поля разминировали. Немецкие брошенные склады разгружали. И нигде, никогда – ничего!
– У Корсуня тоже «никогда» и «ничего», Виктор Арнольдович. Это не оправдание.
– Так что же вы предлагаете, Иннокентий Януарьевич? – с деланым отчаянием воздел руки Потёмкин. – Прочёсывать все леса от Орши до Ржева, от Великих Лук до Белгорода? На это ж целая армия понадобится! И времени – несколько лет!
Старый маг хитро прищурился.
– Само собой, Виктор Арнольдович, само собой. Партия учит нас бережно, по-хозяйски относиться к народному добру. А время, вы правы, это такое же добро, как хлеб, нефть или металл. Поэтому давайте ещё раз пройдёмся по датам и по местам. Что можем точно установить. Придётся нам восстановить маршрут и «ангелов», и ваш – когда дороги ваши разошлись. По дням. В ближайшее время, когда выдастся и у вас, и у меня минутка, сядем вместе у меня на службе, картами обложимся, я все копии донесений уже заказал. Отметим с вами весь боевой путь товарища Зиновьевой с остальными подругами. Я для верности и немецкие ЖБД все заказал, с переводом соответствующих мест. Гансы скрупулёзно тогда воевали, свои «зиги» в гроссбухи заносили дотошно. Может, кто-то что-то из них и заметил. Это раз. Ну, а «два» у нас, Виктор Арнольдович… – на тонких бескровных губах Верховенского играла змеиная полуулыбка, – на счёт «два» у нас будет разговор о пропавших без вести магах Мишарине и Мрыннике. Помните таких?