Технику, два старых «уазика» и мотоцикл «Урал» с коляской, Урузбеков гонять по разбитым дорогам не любил, потому что экономил горючее для личной автомашины. Телефонной связи можно неделями дожидаться, а наладят телефон, так непременно вырубят электричество. Сиди целыми днями в отделении и жди, когда сорока на хвосте весточку принесет.

Но сегодня традиция была нарушена. Урузбеков направлялся на службу от одной своей знакомой, жены бригадира плотников, которые на все лето уехали шабашить в город. У Валентины он провел ночь и все утро и теперь пребывал в умиротворенном настроении. Служебный «уазик» защитного цвета с желтой полосой на кузове неспешно переваливался с кочки на кочку.

На развилке дорог капитан свернул направо, к отделению, но тормознул, вспомнив, что в магазин обещали завезти «Резеду». Одеколоном милиционер растирался, спасаясь от кровососущих насекомых. Забористый дух «Резеды» отпугивал даже розовых клещей, которых ничем не отгонишь. Делать крюк по такой жаре не хотелось, но остаться без одеколона – сущее наказание. Урузбеков вывернул баранку и поехал к площади.

Окажись он на месте минутой позже, все было бы кончено. Возле «Жигулей» уже переминался с ноги на ногу кузнец, готовый перевернуть машину. За его спиной стояли несколько мужчин, вооруженных кольями и хлыстами. За спинами мужчин толпились женщины. Набралось человек двадцать с лишним. И люди все подходили, теснили тех, кто стоял сзади, и пересказывали друг другу случившуюся историю.

Урузбеков пошел напролом, как танк, растолкал плечами женщин и мужчин, выслушал сбивчивый рассказ Эльдара, глянул на разбитые физиономии его друзей и усмехнулся. Одернув мундир, приказал кузнецу громко и внятно, чтобы все слышали:

– Осади малость. Три шага назад, я тебе говорю!

Капитан, мужчина видный и силой не обиженный, слегка оттолкнул сначала кузнеца и затем Эльдара. А когда по толпе прошел недовольный ропот, обложил собравшихся русским матом и пообещал всех перестрелять, как собак, если кто позволит себе самоуправство и только пальцем тронет гражданина подозреваемого.

– Осади, я сказал! – орал он. – Всем три шага назад! Для дураков повторяю: три шага назад! Марш!

Ропот стих, люди отступили. Капитан нагнулся и, заглянув под днище «Жигулей», коротко скомандовал:

– Вылезай, тебе говорят.

Радченко минуту лежал неподвижно. До прихода кузнеца его пытались извлечь из-под машины, тыкая палкой в бока. Палку он вырвал из рук нападавшего и засветил тому в морду, но тут же появилась другая палка, длинная, с острым концом, и экзекуция продолжилась.

Возня под машиной отняла последние силы. Сейчас нос и глотка были заложены мелкой пылью и сгустками крови, а язык, шершавый и распухший, вываливался изо рта и отказывался шевелиться. Глядя на капитана, Дима что-то промычал в ответ, потому что человеческих слов не нашел, да и произнести их не смог бы.

– Ну, давай, смелее, – сказал Урузбеков. – Никто тебя не тронет.

Дима распластался на земле, медленно вылез из-под машины и с помощью капитана поднялся на ноги. Глаза слезились, вместо человеческих лиц он видел лишь расплывчатые пятна, солнечный свет сделался таким ослепительным, что пришлось опустить голову. Капитан взял своего пленника за ворот рубахи, довел до «уазика» и, затолкав на заднее сиденье, закрыл дверцу. Обернулся и, расставив в стороны руки, будто хотел обнять разом всю толпу, раскатисто прокричал:

– Дорогу к отделу милиции сами знаете. У кого есть информация по данному делу – жду завтра с десяти утра. – Он нашел взглядом Эльдара и обратился к нему: – А ты брата своего приведи.

Радченко сидел, привалившись спиной к стене. Дотянулся до железной кружки, зачерпнул воды из ведра и напился. Камерой предварительного заключения в поселке Устунчак оказался добротный сарай, сложенный из камня.

Он принялся разглядывать стены, покрашенные известью, поверх которой красовались ругательства на таджикском, русском, афганском и узбекском языках.

– Чего, братан, тяжко? – спросил единственный сокамерник Димы, высокий жилистый мужчина по имени Муса. – Привыкай. Тяжело только первый месяц, потом уже легче. Второй месяц как неделя пролетит, а третий…

– Ты в этой помойке третий месяц? – удивился Дима.

– Разве это долго? Ну, вообще-то бывает, что предварительное следствие по году тянется, и по два, и дольше.

– И как тут, жить можно?

– Конечно, здесь тепло и сухо.

Два низких окошка, забранных ржавыми железными прутьями, выходили на равнину, откуда ветер приносил горький запах полыни. Радченко плюнул на земляной пол кровью, вытер губы и повалился на тюфяк, набитый соломенной трухой. Второй обитатель камеры тосковал на таком же тюфяке у противоположной стены. Чтобы чем-то себя занять, задрал штанину и стал ожесточенно чесать ногу, зудевшую от укусов клопов.

– Ты сам откуда? – спросил он, но не дождался ответа.

Радченко впал в состояние глубокой задумчивости, в который раз стараясь понять, из-за чего начался весь сыр-бор на площади. Итак, он затарился в магазине и побрел к машине. И вдруг трое идиотов во главе с местным парикмахером нагоняют его… Может быть, они хотели ограбить или угнать машину? Нет, таким странным способом людей не грабят и машины не отбирают. Он пострадавшая сторона, это ясно как день. Тогда почему валяется в вонючем клоповнике? Наверное, надо подождать, в ближайшее время все разъяснится.