– Оставь я хотя бы одного – и все бы так полегли через месяц. Выгнав их, я спас своих людей. Хочешь меня упрекнуть в чем-то? В жестокости и несправедливости? Валяй!

Ярость вдруг нахлынула с удвоенной силой, ослепила. Аркадий стиснул кулаки.

– Сука ты! – выговорил Аркан и отвернулся к стене.

– Все сказал, Аркаш? – улыбнулся Богус. – А знаешь ли ты, что у меня приказ допросить не только девку, но и вас тоже? И еще мне приказано держать вас тут и не выпускать пока.

– Что за приказы такие? – возмутился охотник. – Может, расскажешь нам все-таки, что мы натворили?

– Охотно, – улыбнулся Богус. – Только нужно ли?

– Да что за тайны такие? – вспылил охотник. – Бросил нас в камеру, как шпионов вражеских, говорить ничего не хочешь.

– В точку попал, – холодно отозвался Богус. – Именно как шпионов. Какая-то неуловимая гнида давно доносит заводчанам. Знаешь, Беспалый давно тебя подозревал. Живешь один, скрытно, да еще этот дружок к тебе вечно шляется. Мне за тобой было велено смотреть, Аркаш, и за Андрюшенькой твоим. Думаешь, поверил я в того призрака блаженного там, под монастырем? Уверен был – подельник ваш, вот только не успел пристрелить. Смылся он, зараза.

– Денис, ты чего несешь? – ошарашенно спросил Аркан. – Какие шпионы, какой подельник? Ты и правда думаешь, что мы агенты заводчан?

– А мы сейчас и проверим, – улыбнулся Богус и неторопливо вытащил из кобуры пистолет. Тихо щелкнул предохранитель, и дуло хищно уставилось прямо в лицо Диане.

– Надо было пристрелить тебя еще в штольне, – хмуро подметил командир. – Ну да ладно. Ты мне сейчас здорово поможешь, сопля. Аркаш, считаю до пяти. Или ты колешься, или я ее прямо тут валю. Раз!

Девушка вся сжалась и зажмурилась, ожидая выстрела. А Богус будто специально тянул время, словно давая девушке насладиться последними секундами ее короткой жизни.

Спать Казарину хотелось нещадно.

Лев Иванович поднял томный взгляд к потолку, откуда на него взирала еле живая лампочка. Говорят, если смотреть на свет, то сон уходит. Как бы не так! Словно муха в паутине, он сопротивлялся дремоте, что медленно оплетала его невидимыми нитями. Можно ли спать на посту? Нет, но если очень хочется? ЕСЛИ СТРАШНО ХОЧЕТСЯ СПАТЬ?!

В прошлую ночь он так и не сомкнул глаз из-за проклятой зубной боли. Затем – полный забот день на новом опорном пункте. А теперь – двенадцатичасовое дежурство. И не где-нибудь, а в этой проклятой дыре.

Взгляд караульного упал на тяжелую гермодверь, расцвеченную бурыми пятнами ржавчины. Сейчас он отдал бы все за то, чтобы упасть в свою кровать, вытянуть ноги и захрапеть часиков на семь-восемь.

А вместо всего этого – полдня в вонючей «резинке» в этой дыре.

Лев Иванович вдруг вспомнил, как еще до Страшного дня, когда служил в армии, случайно заснул на посту. Разбудил его гневный окрик – старшина умел подойти незаметно. Маленького роста, крепко сбитый, он яростно взирал на нерасторопного караульного снизу вверх. Казарин всегда боялся этого испепеляющего взгляда. Секунда – и сильный удар вмиг вышиб остатки сна, вернул в грубую реальность.

– Чмонеешь, макака? А ну – двадцать кругов в ОЗК! «Медальку» на грудь, и бегом – МАРШ!

Двадцать кругов – это десять километров. А «медалькой» у них ласково обзывали пятнадцатикилограммовый блин от штанги. Тогда Лев Иванович, именуемый сослуживцами просто Лёва, и не подозревал, что организм способен на такое. Спустя годы, когда вылазки на поверхность стали возможны только в костюме РХБЗ, Казарин выяснил, что его тело способно и на более значительные подвиги, чем жалкие десять километров в «химзе». «Медальку» в походах заменил хабар, что волокли из найденных магазинов и квартир. Уходя в очередной поход наверх, Казарин мысленно благодарил жестокого, но справедливого вояку.

Ну что же, товарищ старшина, спасибо за подготовку. Пригодилась!

«Бляха-муха, ну полчасика вздремнуть. Никто и не запалит ведь. Эх, не армия, духа на фишку не поставишь».

Казарин с трудом разлепил сомкнутые дремотой веки. Однообразный «пейзаж» вентиляционной шахты навевал жуткую тоску. Караульный зевнул и прислонился спиной к холодной стене. Он прекрасно понимал – если он не поспит хотя бы минут двадцать, до конца смены он недотянет. Как только тело заняло удобное положение, караульного стало еще сильнее клонить в сон, но Лев Иванович больше не сопротивлялся естественным потребностям организма.

Проснулся Казарин от странного звука. Показалось, что в утробе вентшахты завозилось что-то. Сон слетел вмиг, караульный повернул голову и оторопел. Последнее, что увидел Лев Иванович, – темный силуэт и ствол автомата, глядящий в его сторону. Казарин хотел было что-то сказать, но не успел.

Выстрел разорвал в клочья тишину подземелья.

О чем думает человек, когда ему остается жить несколько секунд? Говорят, что в такие мгновения перед глазами пролетает вся жизнь. Обреченный успевает осмыслить и понять многое, прокрутить в голове жизнь, словно кинопленку. И иногда – найти нужное решение, чтобы увернуться от когтей костлявой.