Шла к концу уже вторая неделя войны. Летчики уже втянулись в ритм боевой работы. К тому же, после завоевания превосходства в воздухе эта работа стала более размеренной и спокойной - Егоров делал в день не более 3 вылетов. Именно на этом числе настаивал перед командующим ВА Копцом командир корпуса Красавин. Как пояснил им замполит на политзанятиях - большее количество вылетов в день ведет к накоплению усталости пилота и потере концентрации, невнимательности и, в конечном счете, серьезно снижает шансы на выживание в бою.

Немцы в воздухе встречались крайне редко. И каждому сбитому летчики радовались как рыбаки пойманной щуке. В основном, летали на штурмовки наземных войск или прикрытие бомбардировщиков и штурмовиков. Хотя непонятно было - от кого прикрывать. Боевые действия на земле велись уже в зоне перекрываемой локаторами, поэтому появление какой-либо цели с запада, севера или юга вело к немедленному подъему дежурных звеньев и перехвату целей. Вот эта размеренность и помогла продвижению в деле завоевания сердца официантки Леночки. Теперь каждый вечер, как по расписанию, после окончания ужина и уборки в столовой Леночка приходила на мостик через речушку между аэродромом и штабом полков, где он ее уже ждал, томимый чувствами. Далеко уйти было нельзя - в связи с особым статусом их аэродрома вся территория вокруг него плотно охранялась несколькими линиями постов НКВД. Поэтому с трудом можно было даже найти укромное место для встреч. Но было бы желание! Да и именно об этом периоде отношений между влюбленными как раз и говорится - "С милым и рай в шалаше!". Именно в один из таких вечеров Колька "провел удачную атаку" и, прижав Елену к стогу сена, поцеловал ее. Правда перед этим он использовал отвлекающий маневр, показывая рукой звезды и рассказывая о них. Когда он оторвался от ее губ, и она смогла говорить, он получил выговор за самовольство, правда тут же Леночка над ним сжалилась и разрешила ее целовать. Иногда. Не больше двух раз за вечер. Колька с радостью согласился. И в тот же вечер нарушил запрет, превысив лимит.

А сегодня у одной из девочек был день рождения. Около палаток, где жили официантки сегодня, было крайне многолюдно. Была куча полевых цветов! Куча поздравлений! На составленных нескольких столах среди нехитрого угощения стоял большой торт испеченный девчонками из продуктов, присланных из Вязьмы с транспортником родителями девочки. На стоящем перед палаткой столике играл магнитофон. Певец хриплым голосом на английском языке пел о неразделенной любви. Как пояснила Леночка - пел Крис Норманн из группы "Смоки". В сумерках наступающей ночи кружилось несколько пар. Подойдя к имениннице, они поздравили ее, вручили маленький подарок - и пошли танцевать.

Из магнитофона уже неслась песня на русском языке:

"Летний вечер, теплый самый, был у нас с тобой,

р

азговаривали с нами звезды и прибой.

Нам оставил темный вечер не

угасший свет

.

Обнимал он нас за плечи и смотрел нам вслед".

Лена обхватила его за шею, положив голову ему на грудь и о чем-то загрустила. Тело ее обмякло в Колькиных руках и обволокло его. Руки его сразу стали потными.

"Уходили мы по гальке от тепла воды,

б

ыло жалко, было жалко, смыл прибой следы!

И за далью белой стужа где-то, где-то там.

За стеклом морозных кружев, будет сниться нам".

Теперь в жар его бросило всего. Он остро чувствовал ее тело. И его тело приходило от этого в неистовство. Ему было стыдно, его моральное "Я" вопило "Это нехорошо! Это неправильно!" - он старался отодвинуться от Лены, но плотское "Я" наслаждалось моментом и спрашивало "Почему нельзя? Я ее люблю, и, кажется, она отвечает мне взаимностью. Разве любить - это плохо?" А Лену его терзания, похоже, не тревожили, она вздохнула и еще плотней прижалась к нему. И мораль сдалась под неукротимым натиском плоти.

"Летний вечер, летний вечер,

л

етний вечер будет сниться нам.

Летний вечер темный, темный не скрывал от нас

.

Огоньки приморских комнат и любимых глаз.

Не скрывал он мысли наши, чувства не скрывал,

о

тчего он стал вчерашним и далеким стал.

Почему он нам с тобою не оставил слов,

т

олько тихий шум прибоя, шорохи шагов.

Он за далью белой стужи где-то, где-то там,

За стеклом морозных кружев, будет сниться нам.