Папа и мама, наверное, меня уже обыскались… может, даже потеряли надежду найти…

Но я тут же забыл обо всем на свете, потому что увидел в зеркале… папу и маму. Но так же, как и дядю Вадю, я узнал их не сразу. Они были не такие, как сейчас!

У мамы была смешная, недлинная растрепанная коса. Я сразу эту косу вспомнил. Она лежала, завернутая в шелковый платок, в старой шкатулке. Мама постриглась перед моим рождением: говорила, у нее в это время почему-то стали очень сильно лезть волосы, и теперь она всегда носила их довольно короткими, а косу сохранила на память. Значит, я вижу маму такой, какой она была еще до моего появления на свет?! Ну да, вот почему она такая молоденькая, тоненькая, на девчонку похожа! А рядом с ней стоит какой-то старшеклассник, очень напоминающий моего папу… да это же он и есть, тоже ужасно молодой. Не старшеклассник, конечно, а студент. Папа и мама поженились, когда учились на втором курсе.

Папа такой смешной, тощий! А я-то не мог понять, в кого я такой задохлик уродился!

Хотя оба мои родителя в молодые годы были ужасно худые – вот смех! – теперь папа накачал в тренажерке такие мышцы, что запросто меня и маму разом поднимает, ну а она нарочно голодом себя морит, чтобы не толстеть, и говорит, что я своим рождением перевернул весь ее метаболизм.

Вот смех!

А где это они находятся? Да это вроде наша прихожая, наша квартира!

Только обои другие. И вешалка простенькая, и зеркало маленькое… Теперь здесь все по-другому!

Видимо, так прихожая выглядела, когда мама с папой туда только переехали.

Пока я таращился на моих молоденьких родителей и разглядывал тесную прихожую, я от изумления даже не слышал, о чем они там с дядей Вадей говорят. И вдруг до меня снова донесся его голос.

– Не, ребята, даже и не думайте отказываться! – твердил дядя Вадя. – Когда еще счастье выпадет оленины поесть?! Молодой зверь, жирка нагулял в меру, мясо мягкое, быстро приготовится. Можно в красном вине потушить, можно в томате. Ну, перчик, лучок, чесночок – это самой собой… В охотку поедите, за уши не оттянешь! А то уж больно вы тощие да бледные! Понимаю, студенты, денег мало, на спичках экономите. С недоедания у вас и дитёнок никак не заводится. Берите мясо и даже не думайте отказываться!

– Спасибо, дядя Вадя, – вежливо сказал мой молодой папа. – Большое спасибо.

И взял сверток.

– Спасибо, – шепнула мама и покраснела.

Ага, вот в кого я такой застенчивый и вечно краснею, надо или не надо!

– Кушайте на здоровье, – ухмыльнулся дядя Вадя. – Спасибо скажите доброму боженьке, который мне помог нож вытащить, пока этот чокнутый волк лаял! Если бы я его в бок не саданул, не видать бы вам ни оленины, ни дяди Вади!

И он жизнерадостно захохотал.

– Вот посмотрите, потом фотку щелкнул! – Дядя Вадя показал фотографию, сделанную, видимо, «Полароидом»: олень упал, уронив рога в снег, а на его боку лежит мертвый волк, и кровь стекает по его шерсти.

Именно эта фотография была помещена в дяди-Вадиной книжке на тринадцатой странице. На той странице, которой я порезался…

А потом, пожелав приятного аппетита, дядя Вадя ушел.

Мои родители, которые меня еще не родили, смотрели друг на друга и улыбались.

– Как-то неудобно получается, – робко сказала мама. – Что это он вдруг так расщедрился?

– Видимо, олень был настолько большой, что все мясо в их холодильник не поместилось, – хмыкнул отец. – Вот тетя Вика и сказала ему: отнеси, мол, племяннику, не выбрасывать же!

– Это ужасно, что мы так говорим, – сказала мама смущенно. – Может, он от чистого сердца…

– Да, зря я, в самом деле, – виновато кивнул отец. – Просто вспомнил вдруг, как я прожил у них недели две – на каникулы приезжал. Давно, мне лет пятнадцать было. Я из деревни приехал – толстый был такой, а за эти две недели отощал изрядно. Тетя Вика, сама знаешь, такая скупердяйка! Да это ерунда. Я все равно эти дни, что у них провел, добром вспоминаю. У них была собака, лайка, совсем щенок. Чудесная такая! Ее звали Сильва.

– Сильва? – засмеялась мама.

– Ну да. Как ни странно, охотничьих собак очень часто этим именем называют. Короче, эта собачка болела, простудилась, и я с ней возился день и ночь. Думаю, именно благодаря мне она выздоровела. Ох, как я к ней привязался, как ее полюбил! Умолял, чтобы мне ее отдали. Всяко в деревне лайке было бы лучше, чем в городской квартире! Не отдали, конечно… Хотели чистопородных щенков разводить!

– Что-то я не помню у них собаки, – удивилась мама. – Или она уже умерла?

– Дядя Вадя говорил, что он ее какому-то охотнику продал, – ответил отец. – И правильно сделал – охотничья же собака! Но я ее до сих пор помню!

– Осторожней! – воскликнула мама. – Кровь из пакета на пол капает! Пойдем на кухню. Вообще, знаешь… спасибо твоему дяде. Так ужасно захотелось жареного мяса – ты просто не представляешь! С картошкой!

– Отлично представляю! – сказал отец и облизнулся. – Ну, пошли его жарить! А картошку – пюре, ага?

– Ага, – засмеялась мама – и ее смех был последним, что я услышал, а улыбающееся лицо – последним, что увидел…