Шрифт:
Он даже порядок на столе навел, сложив остатки черемши в ту же миску, где лежала картошка, а крошки смел и бросил в печку.
Мама всегда так делала и говорила: «Подю [22] покормили, Подя доволен будет!»
Никита тоже так сказал.
Картошки оставалось немного, но на завтра еще хватит. А завтра, может, появится этот… бородатый чужак, который спасет Никиту.
А зачем чужаку это нужно? Как-то странно, что незнакомый человек нарочно приедет в глухую тайгу в поисках Никиты Зеленина… Или он случайно тут окажется? Отправится, например, на охоту… Ну и что? Бросит все свои дела, чтобы спасать какого-то мальчишку?
22
Подя – бог огня в нанайской мифологии.
Но самое главное – откуда всем здешним обитателям известно, что сюда кто-то приедет?! И даже известно, что он будет бородатый?!
Или это ерунда полная? И ждать Никите некого?
В конце концов он до того устал от этих мыслей, что начал клевать носом, сидя за столом.
Пора было устраиваться на ночлег.
Он переоделся в свои джинсы, которые уже высохли, надел носки, поверх них обмотал ноги портянками. Если ноги ночью совсем замерзнут, можно надеть валенки.
Никита положил их в изголовье лавки. Вместо подушки. Осмотрел «постельные принадлежности». Какие-то пыльные, вытертые до проплешин звериные шкуры: волчья, медвежья и даже почему-то коровья… Лежать на них и тем более укрываться ими было неохота и даже, честно говоря, страшновато. Хотя, казалось бы, что страшного в старых безголовых шкурах?! Медвежья лапа с пятью растопыренными когтями, лежавшая на подоконнике, выглядела куда страшней. Хотя, казалось бы, что страшного в отрубленной и довольно-таки облезлой медвежьей лапе?!
Никита передвинул лавку вплотную к печке, надеясь, что там сохранится тепло до утра, и свернулся на ней клубочком. Было нереально жестко и неудобно.
Не выдержав, все же постелил на лавку волчью и медвежью шкуры. Коровью свернул в трубку и поставил в угол.
Свечки задул; угольки в печке погасли, в избушке стало темно.
Никита покрепче зажмурился. Было страшно.
– Гаки, намочи горо! Гиагда горо, чадоа, – забормотал он себе под нос. – Ворон, до моря далеко! Пешком далеко, а я уже там!
Сколько раз засыпал он под эту мамину колыбельную. Заснул и сейчас…
Никита не знал, долго спал или нет, но проснулся оттого, что стало душно.
Открыл глаза.
Белая круглая холодная луна липла к мутному стеклу. Бледно-голубые, словно бы дымящиеся полосы света протянулись по полу и по стенам.
Никита лежал на спине. На грудь навалилось что-то теплое и мягкое.
Это была толстая кошка. Ее серая шерсть в лунном свете сверкала, будто каждая шерстинка была усыпана бриллиантовой пылью.
– Брысь! – шепнул Никита сонно. – Брысь-ка!
– Мэргенушко, батюшко! – отозвался слабый старческий голос. – Я это! Дедко-суседко!
Никита резко сел. Кошка скатилась с его груди на колени, но он брезгливо дернулся – кошка мягко упала на пол и отскочила в угол, сливаясь с темнотой. Теперь только два желто-зеленых огонька выдавали ее присутствие.
– Чего вам от меня надо? – Никита сам не ожидал, что может так яростно, воистину по-кошачьи шипеть. – Зачем вы меня сюда притащили? Брысь!
Огоньки погасли. Резко запахло сеном, и Никита, вспомнив, чему предшествовал этот запах в прошлый раз, схватил с лавки валенок и швырнул его в угол.
Зашипело, жалобно мяукнуло.
– Чего вам от меня нужно?! – закричал Никита. – Куда еще собираетесь меня затащить?!
– Домой, мэргенушко, родименький! – раздался стонущий шепот. – Домой возверну! Прости меня, я-то думал…
– Домой? – Никита привстал. – Но ведь этот, как его, хозяин горы и тайги велел сидеть и ждать! И девчонка тут одна была, то же самое говорила…
– Нельзя здесь сидеть! – всполошенно забормотал домовой. – Никак нельзя! Такая беда будет, что вовсе не оберешься! Сейчас я тебя отсель отправлю…
– Да он же вас в порошок сотрет, этот ужасный шаман! – перебил Никита.
– Эх, мэргенушко! Я ж бессмертный, – раздался слабый смешок. – Меня не больно-то сотрешь! Вот разве что пальнешь пулей наговоренной, чертополохом жженым окуренной… Будем уповать, что никто не додумается. Послушай, добрый молодец, я пред тобой сильно виноват… и дзё комо тоже виноват. Мы ведь почему оплошали? Как узнали, что ты наследник…
Домовой вдруг умолк.
– Чей наследник? – настороженно спросил Никита.
– Много будешь знать – скоро состаришься! – буркнул дедка. – Заболтался я не в меру, а надо дело делать. Ты только не бойся, мэргенушко! Сейчас я живенько… Ой, беда, не успел! Не успел!
Что-то сильно, резко прошумело за окном. Затрещали деревья, взвыл ветер. Лунный свет стал ослепительным, как будто в окно лупили прожекторы.
Внезапно Никита почувствовал: какая-то неведомая сила приподнимает его над лавкой.