Именно государь, как предполагалось, и поделился своим магическим могуществом с подчинённым миром таким вот осторожным способом. Наверняка это мог знать только сам король, да ещё, может быть, высшие маги, они же старшие служители культа Миротворящего пламени. Действующие поборники обычно не задумывались о том, откуда взялась их сила, просто пользовались ею, а остальные вообще не имели представления о тонкостях. Знали только, что время от времени в их среде появляются молодые парни, умеющие сражаться как никто, и даже противостоять опытным магам, причём сразу – они не нуждались в особом обучении.

По логике, крестьяне и горожане должны были видеть в поборниках единственную свою надёжную защиту, да к тому же носителей той божественной искры, которой они регулярно возносят хвалы в храмах, умоляя об урожае, о погоде, о снисходительности сборщиков, о здоровье и о разумном плодородье жён. В действительности бывало разное, и довольно многие при виде узнаваемой эмблемы на наручах – языки пламени, сплетённые между собой – вспоминали о заплаченных на поборников деньгах и всех тяготах своей жизни.

И, ничего не боясь, открыто демонстрировали раздражение. Опасались лишь тех поборников, которые имели официальный чин, должность при княжеском дворе или группу вооружённых спутников за плечом. «Уж кто-кто, а этот Годтвер никогда не сталкивается с ожесточением простолюдинов», – с мимолётной завистью подумал Роннар. Они с Аригисом предпочли вовсе снять наручи. Это не нарушало никаких правил, и бояться им обоим было нечего.

Правда, чем ближе к границе с Вейфе Мятлой, тем заметнее становилось общее нервное отношение к чужим в каждой деревне, куда они въезжали. Сперва косились, разглядывали со всех сторон, словно пытались оценить потенциальную опасность. Потом начинали хмуриться: мол, какие уж там путники, какие лекари, у нас и самих-то есть особо нечего, не можем мы принимать гостей. Вот только хотелось бы узнать, что господин лекарь скажет по поводу болей вот тут и зуда вот там. И ещё бок что-то побаливает, не подскажет ли господин лекарь, что с этим делать?

Столкнувшись с подобным приёмом в третий раз, Роннар стал потихоньку понимать закономерность. Да, надо было просто терпеливо переждать первый этап, а потом, слушая многочисленные жалобы на боль, резь и неудобство, с безразличным видом высказываться: «Может быть то и это, болезни смертельные, но будем надеяться, что на деле нет ничего страшного, окончательно скажу после осмотра» – и просьба всё-таки осмотреть пациента не заставляла себя долго ждать. Осмотр же вёл за собой лечение, а оно – плату или хотя бы подобострастное гостеприимство.

Если в первом селении молодой человек ещё сомневался, справится ли с исцелением, если раньше его опыт ограничивался простыми травмами и ранами, то очень скоро ему стало ясно – нет никаких проблем. Ощупывая заскорузлые узловатые тела, он начал понимать, что нет смысла особенно стараться. С одной стороны, эти пейзаны – просто клубок болезней. С другой же – они настолько просты, так глубоко сосредоточены на своём труде, что не успевают замечать свои хвори – они либо нормально и успешно трудятся, либо умирают столь же спокойно, как гибнет лишённое живых соков растение. И достаточно разделаться с самой серьёзной травмой, снять боль, слегка взбодрить организм – и дальше всё пойдёт само. Или не пойдёт. Но тут уж ничего не поделаешь, причём все это понимают, даже сами клиенты.

– Завтра-то сможем тронуться в путь? – обеспокоенно уточнил Аригис, наблюдая, как спутник напористо массирует плечи и шею приютившему их скособоченному крестьянину. – Тут, кажется, много работы.

– Не больше, чем в предыдущих случаях, – сквозь зубы ответил Роннар. – Завтра поедем… Эй, ребята, налейте самогона!

– Сколько вам нужно хмельного, господин знахарь? – с опаской уточнила жена пациента.

Не мне. Ему. Сейчас мужику будет больно, а мне не нужно, чтоб он начал вырываться. Пусть пропустит кружку самогона, пусть хоть вдрабадан упьётся – главное, чтоб не мешал. И подержите его… Нет, не за плечи, а за руки и за ноги, вот так.

– Прямо очень приятное лечение, – проглотив порцию горячительного, пробурчал глава семейства. Вяло пробурчал – значит, средство действует, и скоро ему можно будет вправлять суставы, не опасаясь болевого шока. – Я всегда говорил – от чего не поможет самогон, от того и сдохнуть не стыдно! Наливай, жена, ещё! Я лечусь!

– Тебе хватит. Сиди спокойно. – Роннар слегка встряхнул пациента, чтоб убедиться, что связки отошли, и узлы мышц размякли, уже можно начинать. – Та-ак… – Хруст позвонков и плеча сопровождался пронзительным взвизгом всей женской части семейства и вялым кряхтением мужика. – Давай ложись. Завтра будешь в полном порядке. Хватит причитать, бабы! Сами знаете – чтоб родить человека, надо помучиться. А чтоб получить своё здоровье обратно, надо потерпеть.

– Так то ж мы, а мужики нежнее, – с жалостью произнесла дородная женщина: может быть, родственница, зазванная на помощь, может быть, просто любопытствующая. – А если он совсем окосеет, кто за него работать будет? Как они справятся – дети мал мала меньше, шесть штук по лавкам, и из них всего один парень!

– Не окосеет. Эй, герой! Имей в виду: если будешь принимать на грудь чаще, чем раз в месяц, скопытишься, и никакой лекарь тебе не поможет.

Ну вот что за жизнь, а? – бормотало успокаивающееся тело под одеялом. – То одно лекари говорят, то другое. Сам же показал, какой самогон целительный! – И тут же напоказ захрапел. Видно, женой натренирован, что спящих уже не пилят, и раз я сплю, то всё, моралисты свободны.