— Возраст!

— Ты опять за старое. Человек вправе выглядеть так, как пожелает нужным.

Кай не только в теории, но и на практике придерживается этого мнения, поэтому он не сочтёт сумасшествием, если я, например, снова обрежу чёлку и выкрашу волосы в чёрный цвет.

— Главное, что внутри, а не снаружи. На данный момент я и выгляжу, и чувствую себя гадко.

— Не ври, — сказал Кай, одной рукой гладя меня по щеке, другой — Касси, которая уснула у него на коленях. Ещё никогда она так долго не спала. Дублирует моё состояние. — Ты сияешь ярче Солнца, ты прекраснее неба на закате. Глядя на тебя, хочется плакать, потому что ты в любой момент сможешь снова уйти, и радоваться, потому что этот момент ещё не настал. Если бы ты только могла взглянуть на себя моими глазами…

— Я бы ослепла? — спросила я, и мы оба засмеялись из-за двойственного смысла слов. Сама не знаю, что имела в виду: яркое сияние или уродливость.

— Ты бы сама себе стала завидовать!

— Как тут не позавидуешь больной, эгоистичной, напыщенной, упёртой старухе.

— Достигнув определённого возраста, человек начинает вести себя, как ребёнок. Тебе так не кажется? — спросил Кай, подмигнув мне.

Я скучала по его глазам, улыбке, волосам, рукам. Если бы понадобилось, я бы умерла ещё раз, чтобы снова пережить эти трепетные и до боли милые моменты.

— Тогда будь готов выполнять мои капризы! — Я не удержалась. — Шучу. Ты замечательный, самый заботливый парень на Земле. Знаешь, Кай, мы провели вместе полгода, а такое чувство, что знакомы всю жизнь, даже больше.

После этих слов последовал долгий поцелуй. Меня освободили от капельницы, поэтому я могу беспрепятственно обнять Кая. Он проделал долгий путь, чтобы наконец почувствовать себя любимым. Я не подведу его. Преодолею свой главный страх. Буду рядом с Каем до конца. Неважно сколько лет будет разделять нас. Я сказала ему об этом. Он ответил, что это лучшие слова, которые ему когда-либо говорили.

Поужинав в столовой, я надела куртку, которую Кай привёз мне из дома, и мы с ним вышли на улицу. Из-за сильного мороза я решила оставить Касси в палате. В ванной комнате стоит её лоток, поэтому нет необходимости выгуливать кошку в сильный мороз. Триш и Дилан выносили Касси на улицу в контейнере, который поддерживает температуру внутри стен. Мне бы самой не помешала тёплая клетка, но в объятиях Кая я быстро согрелась, и падающий снег перестал казаться колючим. Семнадцатого декабря, в день, когда меня увозили в больницу, шёл дождь, а сегодня земля, деревья, крыши домов и машин укрыты снежным одеялом. Под светом больничных фонарей снег кажется то голубым, то жёлтым, и невозможно оторвать взгляд от мерцающей поверхности снега, нетронутого следами пациентов. При всём своём желании упасть в сугроб и смотреть на звёзды я этого не сделала, чтобы не нарушать идиллию природы.

В спешке Кай забыл взять перчатки, когда собирал мои вещи, чтобы отвезти их больницу, а в чемодане, который я забрала с собой в Мираж, тёплых вещей практически не было. Пока я находилась в коме, Кай с Оливером доставили чемодан в палату. Кто стал бы подбирать мои вещи, если бы они были разбросаны по квартире? Я облегчила парням задачу своей привычкой первые несколько недель на новом месте не распаковывать чемодан, а там более вытаскивать из него коробку, в которой хранятся дневники. Вспомнив о них, я спросила Кая, прочитал ли он мою тетрадь с описанием тягот временного бессмертия и испытываемых при этом чувств.

— В тот день, когда ты мне его принесла, — ответил Кай, задумавшись о чём-то, недоступном моему пониманию. — Ты думала, что оттолкнёшь меня от себя, но вышло наоборот. Ты меня ещё сильнее к себе привязала. Прочитав дневник, я понял, почему ты ушла. Я читал его снова и снова, чтобы узнать причину, по которой ты могла бы вернуться.

— Нашёл? — спросила я, мысленно перебрав последние записи в том дневнике. В них не было надежды. Только отчаяние.

— Любовь. Только она могла заставить тебя перестать прятаться.

— Но любовь разбудила бы во мне страх потери близких…

— Такова реальность. Вместо того чтобы думать о неминуемой смерти, нужно наслаждаться каждым днём жизни.

— Я готова, — без раздумий сказала я. Мне нравится пребывать в боевом настроении.

Ни мне, ни Каю не удалось улыбнуться. Щёки замёрзли. Без перчаток руки покраснели, но это не помешало мне поймать ещё одну пушистую снежинку, после чего мы вернулись в палату. Согревшись, мы устроились на диване, и Кай сказал, что хочет мои фотографии, которые мы недавно смотрели, задействовать в своём фильме о субкультурах. Я не стала возражать — в любом случае меня никто не узнает. Заговорив на эту тему, я вспомнила самоубийство Бони, которое, находясь в коме, я воображала несколько раз. Если бы не её опрометчивый поступок, возможно, сейчас она была бы милой старушкой, но Бони выбрала вечную молодость. Память о смерти подруги так свежа, словно это случилось вчера. Разве я, стерев воспоминания, убив все чувства, не уподобилась самоубийце? На горьком примере Бони мне следовало жить дальше, смириться со смертью близких, но я оступилась и толкнула свою душу с крыши.

— Ты ещё не утвердил сценарий? — спросила я. Кай отрицательно покачал головой. — Не мог бы ты дать персонажам имена Бони и Люк? Пусть и второстепенным. Эти ребята внесли большой вклад в субкультуру.

— В таком случае у главной героини появится новое имя и брат, — согласился Кай.

Однажды он сказал, что ему нравится в последний момент вносить изменения в сценарий. Это делает сюжет более реалистичным и запоминающимся.

— Они на самом деле брат и сестра, — уточнила я и рассказала о Люке. О том, как он стал моим лучшим другом, как заботился о сводной сестре, как добился успеха в качестве звукорежиссёра. Несколько лет назад о его смерти писали в газетах, и из них я узнала, что Люк был счастлив с женой и сыном, что его внучку назвали Лаурой. Если бы я могла повернуть время вспять, то попросила бы у Люка прощение за свой безмолвный уход из его жизни, хотя сейчас это уже не имеет никакого значения. — Знаешь, ни одно событие, связанное с ними, не считая, конечно, смерти Бони, не было удалено из моих воспоминаний.