Про кислоту на самом деле ничего особенно не расскажешь, кроме «Блин, вот это трип!». Нырнуть туда — это сделать шаг наугад, шаг в неизведанное. 1967-й и 1968-й здорово перетряхнули ощущение происходящего, было много неразберихи и много экспериментов. Самое восхитительное мое кислотное воспоминание — это птичий полет, когда я видел птиц, которые летели и летели прямо у меня перед глазами, стаи райских птиц. Несуществующих, естественно,— в реальности это была листва дерева, которую колыхал ветер. Я гулял по проселочной дороге, листья были ярко-зелеными, и мне было видно практически каждое движение крыльев. Я замирал все сильнее и в какой-то момент уже был готов сказать: «Блин, я же тоже так могу!» Вот, кстати, почему я понимаю, когда кто-то выпрыгивает из окна. Потому что вся картина того, как это делается, вдруг становится абсолютно ясна. У птичьей стаи ушло примерно полчаса, чтобы пролететь перед моими глазами, — невероятное порхающее облако, в котором мне было видно каждое перышко. И они смотрели на меня все это время, как бы говоря: «Давай, попробуй тоже». Эх... Ладно, все-таки есть что-то, что мне не дано.

Когда ты принимал кислоту, нужно было обязательно это делать с правильными людьми — иначе берегись. С Брайаном под кислотой, например, было как повезет. Либо на него накатывала блаженная расслабуха и веселость, либо он становился одним из тех чуваков, которые утянут тебя по плохой дороге, если проскочишь мимо хорошей. Не успеешь оглянуться, и тебя уже несет не туда, по улице паранойи. А под кислотой это никак особо не проконтролируешь. С какой стати меня затягивает в его черную дыру? Да не хочу я туда. Давай вернемся к перекрестку, может, хорошая дорога откроется. Пусть снова будет птичья стая, пусть мне снова придет парочка гениальных гитарных ходов, я хочу найти Пропавший Аккорд, музыкальный Священный Грааль — кстати, очень модная идея в то время. Тогда вокруг полно было прерафаэлитов, шатавшихся повсюду в бархате и с подвязанными к коленям шейными платками, как те же Ормбси-Горы, которые искали Священный Грааль, и Потерянный двор короля Артура, и НЛО, и лей-линии.

Кристофер Гиббс — с ним вообще было не понять, под кислотой он или нет, потому что такой был человек. Может, я никогда не знал Кристофера в бескислотном состоянии, но хочу сказать: это был авантюрист. Всегда готовый ринуться в неведомое, спуститься в долину смерти. Шагнуть за край — его это не пугало, он просто считал это своим долгом. Я ни разу не видел, чтобы Гиббсу снесло крышу от кислоты, ни малейших признаков бэд-трипа. В моих воспоминаниях Кристофер как-то всегда по-ангельски парил в трех футах над землей. Как и все мы, наверное.

Никто особо ничего не знал про трипы, мы двигались на ощупь. Для меня это оказалось жутко интересным, Но также оказалось, что других это вгоняло в дикий депрессняк, а вам, конечно, только этого и нужно под кислотой — быть рядом с кем-то, кто словил реально плохой приход. Людей могло перещелкнуть, и они или страшно запаривались, или страшно зажимались, или шарахались от страха. Особенно Брайан. Это может случиться с кем угодно, но остальных потом тоже поворачивает не туда. Такая у кислоты была неизвестная переменная. Ты не знал, вернешься или нет. У меня была парочка кошмарных трипов. Помню, Кристофер меня успокаивал: «Все в порядке, еду, слышишь, все нормально». Работал сиделкой. Я даже не помню, что за хрень меня трясла, помню только, что было сильно некайфово. Паранойя, может быть, — то же, что у многих бывает с марихуаной, запарки по укурке. В общем-то, элементарный страх, только непонятно чего. А ты как раз беззащитен, и чем глубже опускаешься, тем страшнее. Иногда приходится лупить себя по щекам.

Но тот раз меня не остановил. И все из-за идеи барьера, который обязательно нужно взять. Ну и по глупости тоже. Что, в прошлый раз не покатило? Попробуем снова. Или кишка тонка? Это и был кислотный тест, подарок Кена Кизи, чтоб его. Смысл такой, что если ты не был там, то тебя как бы и нет, а это голимый идиотизм. Множество людей считало, что обязано попробовать кислоту даже через «не могу» — чтобы тусовать как все, чтобы не выпасть из толпы. Такое стадное сознание. Но кислота могла сорвать тебя с резьбы, если ты действовал неаккуратно, а такое случалось сплошь и рядом. Даже если заглотил её только раз, она, наверное, с тобой что-то сделала. Слишком нестабильная эта штука.

Из повестей тех времен — эпическая кислотная поездка с Джоном Ленноном, настолько запредельный эпизод, что я с трудом могу сложить даже фрагменты этой картины. Двое или трое суток, проведенных с шофером, вроде бы так, с заездами, по-моему, в Торки и Лайм-Реджис. Мы с Джонни были в таком ауте, что годы спустя в Нью-Йорке он иногда спрашивал: «Что там произошло, на этой экскурсии?» С нами была Кари Энн Моллер, нынешняя миссис Крис Джаггер, — Hollies написали про неё песню, или это было про Марианну? [97] Милейшая девчонка, у нее была квартира на Портленд-сквер, где я года два жил наездами, когда появлялся в городе. Её воспоминания, которые я недавно отрыл для этой книги, здорово отличаются от моих. Но по крайней мере у неё есть воспоминания, а не практически полный провал в памяти, как в моем случае.

Одно теперь ясно: мы никогда не думали, что слишком перегружены работой. Только потом до тебя доходит: парень, ты же себе роздыху не давал. Так что, когда нам выпал непривычный трехдневный выходной, мы немножко сошли с ума. Я помню, что мы ехали в машине с шофером. Но Кари Энн утверждает, что шофера у нас не было. Якобы мы набились в двухдверную машину, где имелся еще один неопознанный пассажир — значит, все-таки может быть, что шофер у нас был. Если верить Кари Энн, мы стартовали от Dollys (ночной клуб, предшественник Tramp) и несколько раз объехали вокруг Гайд-парк-корнер, раздумывая, куда бы направиться. Наконец отчалили в сторону загородного дома Джона, поздоровались с Синтией [98] , а потом Кари Энн решила, что мы поедем навестить её мать в Лайм-Реджис. Что за чудесные гости для мамочки — пара глюколовов в полном ауте, не ложившихся пару ночей. Мы добрались до города где-то к рассвету, как рассказывает Кари Энн. Каком-то кафе-тошниловке нас отказались обслужить. Кто-то узнал Джона. И вдруг Кари Энн понимает, что мы ни в коем случае не едем навестить её мать, потому что мы в таком ауте. Дальше идет несколько выпавших часов, судя по тому, что до джоновского дома мы добрались, только когда уже стемнело. Где-то там были пальмы, поэтому похоже, что мы просидели много часов на эспланаде в Торки, которая усажена пальмами, ушли с головой в наш собственный маленький мир. Поскольку домой мы вернулись, значит, все были счастливы. Один из тех редких случаев, когда Джону хотелось больше, чем мне. Огромный пакет анаши и кислота. Вообще-то перед кислотой я обычно где-то приземлялся — если не было особой нужды, никаких передвижений не предусматривалось.

Джон мне здорово нравился. С его кучей всяких комических черт. Я когда-то приставал к нему, зачем он так высоко надевает гитару. Они их привыкли держать у самой груди, что вообще-то сильно сковывает движения Играешь как в наручниках. «Блядь, задрали гитару под подбородок, ну пиздец. Это ж вам не скрипка». Наверное, им казалось, что так круто. Gerry & the Pacemakers, вообще все ливерпульские бэнды — мода у них такая была. Мы над ними прикалывались, типа: «Вытяни ремешок, Джон. Больше отпустишь — лучше сыграешь». Помню, он кивнул, взял на заметку. В следующий раз гитара висела уже малость пониже. Я говорил: знаешь, немудрено, что ты не умеешь свинговать. Теперь ясно, почему у вас один рок и никакого ролла.