В пятницу, возвращаясь с последней пары, я понимаю, насколько лучше чувствую себя по сравнению с предыдущей пятницей. С днем, когда я сюда приехала. Мне намного уютнее в кампусе, я наметила несколько разных маршрутов для пробежки, а также быстро выяснила, каких блюд в столовой стоит избегать.

Помимо Харпер других друзей у меня так и не появилось. Начинает казаться, что для этого уже слишком поздно. Люди уже разбиваются по группкам и создают компании, прямо как в школе.

Я не видела Гаррета с занятия по английскому. Он живет этажом выше, но мы так и не пересеклись друг с другом. Я отправила его родителям записку с благодарностью за ужин. Самой мне бы это и не пришло в голову, но Харпер сказала, что это моя обязанность, особенно с людьми, вроде Кенсингтонов, которые чтут этикет.

После ужина я остаюсь у себя и, чувствуя себя полной неудачницей, сажусь за домашнюю работу. На этаже тихо и пусто. Я всегда думала, что студенты ходят тусоваться по комнатам, но в Мурхерсте так не принято. Все, включая Харпер, выезжают куда-то за пределы кампуса.

В глубине души мне тоже хочется веселиться. Но я слишком боюсь последствий. Я боюсь того, что возьму один напиток, который потом превратится в еще один и еще. А потом не успею оглянуться, как стану своей же матерью.

Я ненавижу то, что мать до сих пор меня контролирует. Мне просто хочется быть нормальной. Ходить на вечеринки. На свидания. И не переживать так сильно из-за колледжа. Но я не могу. Я хочу – я должна – стать не такой, как она. А значит, мне нужно держаться подальше от всех тех соблазнов, что превратили ее в ненавистного мне человека. Человека, которого я ненавижу до сих пор, хотя она давно мертва.

Проснувшись в субботу утром, я так нервничаю перед встречей с Гарретом, что не могу нормально позавтракать. Понятия не имею, о чем с ним разговаривать. Мой гнев по отношению к нему сошел на нет, но Гаррет все же солгал мне, и я так и не получила вменяемого ответа, зачем.

Я быстро принимаю душ и надеваю топик с шортами. Вернулась летняя жара, и кажется, будто сейчас середина июля.

Ровно в девять Гаррет стучится в мою дверь. Он одет в шорты цвета хаки и белую футболку, которая подчеркивает его загар и мускулистые руки. Он еще не брился, и хотя обычно мне нравятся гладковыбритые парни, его легкая щетина кажется мне чрезвычайно привлекательной. И я вновь начинаю на него пялиться. Я и не собиралась, но, мамочки, какой же он сексуальный. Это очень отвлекает.

– Ты еще хочешь пойти на улицу? – спрашивает он. – Я не против жары, но если что, можем остаться здесь.

Он ждет моего ответа. Тишина вытаскивает меня из ступора.

– Эм, нет. Пошли на улицу. У меня есть старый плед, чтобы посидеть.

Мы находим местечко возле тропинки на окраине кампуса. Мне не хотелось садиться во дворе общежития, где вокруг постоянно ошивались бы люди. Не знаю, к чему приведет этот разговор, и не хочу, чтобы нам помешали.

Я расстилаю плед в тени большого раскидистого дерева. Здесь веет мягкий ветерок, отчего жара кажется терпимее.

– Значит, мы просто обмениваемся тетрадками и делаем пометки? – спрашивает он.

– Ага. Я пока сделала одну запись.

– Я тоже. – Он передает мне блокнот, а я протягиваю ему свой.

Как только я вижу свой блокнот у него в руках, то сразу же напрягаюсь и чувствую, как мое сердце начинает биться быстрее. Порываюсь отобрать у него блокнот, но он уже начал читать.

Мой взгляд падает на блокнот Гаррета, и я открываю его на первой странице. У него красивый почерк. Намного лучше моего. Я принимаюсь за чтение.

12 сент. На прошлой неделе я познакомился с девушкой, которая оказалась самым интересным человеком, которого я когда-либо встречал. Я помог ей въехать, и с тех пор она не выходит у меня из головы. На следующий день я встретил ее на пробежке. Она сразу же принялась меня задирать, и по какой-то причине я был не против. В тот же день я пригласил ее на ланч, а после ланча – на ужин, потому что мне было мало ее за ланчем. Позже мы пошли на вечеринку. Раньше я никогда не уходил с тусовок трезвым, но тем вечером случилось именно так. Благодаря ей. Было приятно уходить в трезвом уме и со способностью идти прямо. Я не был готов отпустить ее, поэтому угостил ее мороженым. Я провел целый день с этой девушкой, и той ночью я лежал и думал о ней, желая увидеть ее вновь.

Мне стоило сказать ей, кто я, в первый же день знакомства. Но я этого не сделал. Я должен был признаться на следующий день или же через день. Но я и тогда смолчал, потому что не хотел, чтобы это что-то изменило между нами. Каждый момент с ней был таким реальным и идеальным. Я не хотел, чтобы это закончилось. Но сейчас все кончено. И я скучаю по ней. Все, что я могу сказать, – мне жаль. Но я знаю, что иногда этого недостаточно.

Читая, я чувствую, как в уголках глаз собираются слезы, и поворачиваюсь к Гаррету спиной, чтобы он не заметил моей реакции на его задание по английскому языку. Я перечитываю его снова – в основном оттого, что не верю ему. Еще никто и никогда не выражал свои чувства ко мне таким вот образом. И мне не верится, что это все по-настоящему.