Навсей скривился от боли и со злостью пробормотал: «Ланга!»

Мы для них ланги, они для нас навсеи.

Я достала ножницы и разрезала одежду темного. Пару минут молча разглядывала, гадая, стоит ли лечить. Алексия тоже смотрела, но с иными целями: оценивала тело. Цепкий взгляд ощупал каждый дюйм. Особенно Алексию волновало то, что ниже пояса. Сестра томно вздыхала и, не будь меня, наверняка бы распустила руки. Я тоже мельком глянула на мужское достоинство и вернула белье на место. Повреждений нет, а прочее мне не нужно до свадьбы.

– Хорош, правда? – Алексия плотоядно облизнулась.

– Не знаю, – покраснела я.

– Да брось! – Сестра стянула с темного белье. – Глянь, какой ладный, красивый! – Пальцы неуемной Алексии пробежались по добыче и отпустили. – Неужели не интересно? Штаны все равно нужно сжечь, – невинно вздохнула она и ловко испепелила одежду прямо на пленнике. – Рубашку тоже – лохмотья же.

Ткань вспыхнула, оставив навсея обнаженным. Вот зачем, спрашивается? Еще успеет развлечься. Им ведь отношения налаживать, а сестра с самого начала все испортила.

– Неинтересно! – огрызнулась я и напомнила: – Он при смерти, а ты о содержимом штанов думаешь! Лучше помоги на кровать уложить. Или, как собаку, на полу держать станешь?

Алексия устыдилась и отвела взгляд.

Темный отчего-то смотрел на меня, нехорошо так смотрел. Будто это я его унизила! Даже обидно стало.

– Уйди, – попросила сестру, когда мы совместными усилиями устроили навсея на кровати. – Ты его нервируешь да и меня сбиваешь.

– Позовешь! – Алексия неохотно удалилась.

Стоило захлопнуться двери, как я развила бурную деятельность. Разложила содержимое сумки на столике, нагрела воды, приготовила чистые бинты, освежила заклинания в голове. Темный то ли ворчал, то ли постанывал. Когда вновь склонилась над ним, заметила капельки пота у крыльев носа и плотно сжатые челюсти. Больно ему, очень больно, и не только телу – ауре.

– Верьте мне! – шепнула я и, помолчав, добавила: – Я не заберу силу.

После же… Вот недаром выставила Алексию, она бы руки оторвала. Любой бы на ее месте оторвал, но мне нужна помощь навсея, доступ к его магии. Без этого мне не вылечить ничего, кроме кожи.

Щелкнул ошейник. Какой он тяжелый и как холодит пальцы! Будто металла на морозе коснулась. Под ошейником гематома. Быстро свела ее, окутав горло темного зеленоватым облачком. Заодно навсей поймет, я лекарь, а не палач. Кажется, сообразил, или просто хитрый. Лежит, не двигается, подозрительно смотрит. А у меня пальцы дрожат. Ничего во мне, кроме целебной магии, нет, защититься в случае нападения не смогу. Метнется темный смазанной тенью, ударит ребром ладони по горлу – и все, мертва. Видела такое. Но темный не спешил нападать, наблюдал. Видимо, не считал достойной траты последних крупиц жизненных сил.

Немного успокоившись и убедив себя – ничего дурного, сняв ошейник, не сделала, приступила к лечению. Сначала осторожно перевязала, затем вскинула руки и зажмурилась.

– Глупая ланга, – донесся сдавленный шепот раненого, – ты открылась!

Вздрогнула, сообразив, о чем он, но продолжила лечение. Краем глаза заметила черное облачко, однако заставила себя стоять, где стою. Он слаб, он не сумеет. А если да? Меня он не пожалеет: темным незнакомо это чувство.

Облачко развеялось, едва коснувшись пальцев. Навсей застонал и закатил глаза. Я же, унимая дрожь, погрузилась в ауру темного. Она оказалась вязкой и дырявой, только успевай штопать. Взмокнув, закатала рукава и чуть ли не легла на раненого. Пальцы искали прорывы и зашивали. Губы непрерывно бормотали десятки заклятий.

Прикосновение темного заставило дернуться и вернуться в вещественный мир. На память о невидимом щупальце осталась красноватая метка на щеке.

– Ты открылась! – с усмешкой повторил навсей. – Но ты не маг.

Вот так заявление! От возмущения даже о собственной ауре забыла, а зря, темный до нее таки добрался. Пока только исследовал и черпал силы, но лиха беда начало. Я же, парализованная, не могла двигаться. Тело отказывалось подчиняться, даже дышала по приказу навсея.

Думала, убьет – нет, отпустил, втянул то самое черное облачко – свою вторую половину. И сразу побледнел, захрипел. Спрашивается, зачем так надрывался? Повязка на животе тут же взбухла от крови, вправленный перелом заново вспучился обломками кости. Терпеливо вылечила все снова и поднесла к губам снотворное. Лучший союзник больного – отдых, но, мучаясь от боли, глаз не сомкнешь. Заодно во сне снова застегну ошейник, только бархотку проложу, чтобы уменьшить повреждения. Ток энергии она не изменит, а жизнь навсею облегчит.

Однако до сих пор качает! Никогда в меня еще не забирался чужой. У нас нет второй половины, так называемым на-ре, мы не вмешиваемся в естественный ход вещей, поэтому без щитов беспомощны перед темными.

Навсей лежал пластом. Глаза закатились, дышал поверхностно. Преодолев дурноту, положила ладонь на чужую грудь, выравнивая сердцебиение. Навсей глухо застонал и ответил мне помутневшим взглядом. Нет, так дело не пойдет, я не для того тебя лечила, чтобы ты умер!

– Зачем? – глухим шепотом спросил темный.