— Сэр, там вас спрашивает какая-то дама в машине на улице.

Я тут же кинулся к дверям, а оттуда тоже опрометью помчался на улицу и там — да-да, Алек, — увидел большую новенькую «Испано-Сюиза», где сидела моя подруга маркиза. О нашем приезде она узнала из вечерней газеты «Паэзе сера ди Рома» и немедленно приступила к действиям.

— Скорее собирайся, поехали, Десмонд! Ты больше ни минуты не должен оставаться в этом клоповнике. Сюда даже заходить страшно. Мы поедем ко мне.

— Мадам, со мной мой друг. Священник. Он вам не будет мешать.

— Конечно, давай возьмем и твоего друга. Я приглашаю вас обоих.

Нет нужды говорить, что мы не стали отказываться и, в мгновение ока собрав пожитки, уже были в машине, причем я сел вместе с мадам на заднее сиденье. Отец Петит, так и не оправившийся от изумления, устроился впереди, рядом с шофером, который вез нас навстречу красивой жизни, а бедный молодой портье, ошеломленный чаевыми, которые я опрометчиво сунул ему в руку, с открытым ртом смотрел нам вслед.

Мы прибыли на виллу «Пенсероса» уже в начале одиннадцатого — время ужина давно закончилось, и, хотя нам настойчиво предлагали перекусить, я решительно отказался.

— Мадам, с тех пор как мы стали постояльцами «Релиджьозо», нас так закормили полентой, что сейчас единственное, в чем мы действительно нуждаемся, — это возможность хорошенько выспаться.

— И вы ее получите. — Маркиза что-то сказала ожидающей приказаний горничной. — А так как вы явно очень устали, я хочу попрощаться с вами до утра. Buona notte [28] .

Наши смежные комнаты, разделенные роскошной ванной, были само совершенство. У меня на кровати даже лежала шелковая пижама. Поскольку отец Петит не привык принимать на ночь ванну, я позволил себе полчаса понежиться в горячей мыльной воде, потом насухо вытерся турецким полотенцем, натянул подаренную мне пижаму, после чего ощущение нереальности происходящего еще больше усилилось, лег в постель и заснул как убитый.

На следующее утро нас разбудили, причем довольно поздно, подав нам завтрак в постель: большой кофейник дымящегося свежесваренного кофе и прикрытую салфеткой корзиночку с подогретыми римскими булочками, которые представляли собой улучшенную разновидность французских круассанов. Одевшись, я спустился вниз и нашел нашу хозяйку в будуаре, служившем ей мастерской, где она занималась шитьем для благотворительных целей.

— Доброе утро, мой дорогой преподобный Десмонд. Судя по твоим блестящим волосам, выспался ты на славу. Твой друг уже уютно устроился в библиотеке с книжкой в руках. Так что сейчас ты принадлежишь только мне.

Она стояла, улыбаясь, в безжалостных лучах утреннего света и явно не испытывала ни малейшего неудобства. Конечно, за прошедшее время она постарела, ее волосы посеребрились, но в ясных глазах по-прежнему светился живой ум. Должно быть, в молодости маркиза была просто неотразима. Даже сейчас она выглядела прелестно.

— Однако, — продолжала маркиза, — как бы хорошо ты ни выглядел… Скажи, где, ну где ты откопал такие брюки?

— Мадам, этим брюкам всего три года, это шедевр портновского искусства лучшего мастера из деревни Торрихос.

— Они поистине уникальны. А пиджак?

— Этот пиджак, мадам, хотя и весьма почтенного возраста, на самом деле — предмет религиозного культа, поелику был перешит вышеупомянутым портным из старого пиджака его высокопреподобия отца Хэкетта.

— Да уж, и вправду реликвия. Пойдем, посмотришь на себя в зеркало. — Она открыла дверь в гардеробную с большой зеркальной пилястрой.

Я давным-давно не смотрелся в зеркало, и если лицо было еще ничего, то все, что ниже, больше подходило старому дряхлому бродяге.

— Да, мадам, — задумчиво проговорил я. — Если меня немного почистить и погладить, я буду совсем как новенький.

— Десмонд, ты неисправим, — весело рассмеялась она. — Послушай, до субботы тебе надо отдыхать и ни о чем не думать, но сейчас мы с тобой пойдем к моему приятелю Карачини.

— К священнику?

— Нет, к лучшему портному во всей Италии. Не волнуйся за своего друга. Ему очень хорошо в библиотеке.

Мы сели в большой красивый автомобиль с откидным верхом — но не в «Испано-Сюиза», как я ожидал, а в новенький «Изотта-Фраскини», — и покатили по виа Венето в сторону отеля «Эксельсиор», повернули налево и остановились перед абсолютно пустой витриной, где значилось только одно слово: «Карачини».

Когда мы вошли, маркизу почтительно приветствовал проворный маленький человечек в безукоризненном темно-сером костюме. Они стали подробно обсуждать, что мне лучше подойдет в моем положении; затем были проинспектированы, ощупаны и отобраны кипы тканей. Меня провели в просторную примерочную, где подмастерье в нарукавниках обмерил меня с головы до ног.

— Надеюсь, вы поняли, Карачини, что все должно быть готово и доставлено ко мне домой не позднее, чем в пятницу вечером.

— Госпожа маркиза, вы ставите невыполнимые задачи, но для вас, — низко поклонился Карачини, — все будет сделано в срок.