Наконец, так и не сумев заставить Десмонда совершить хоть какую-нибудь промашку, она подняла глаза, но осталась сидеть. Она молча рассматривала его — критически и не слишком дружелюбно, не преминув отметить про себя великолепный римский покрой его костюма, который, и этого она не могла не признать, еще больше подчеркивал красоту молодого человека.

— Итак, вы и есть наш новый викарий? — холодно поинтересовалась она.

— Полагаю, что так, мадам, — ответил Десмонд, не сдвинувшись с места.

— Я слышала, что для плейбоя вы неплохо управляетесь с младенцами.

— Мадам, я был бы счастлив, если это самое плохое, что вы про меня слышали.

— Поскольку в городе вас любовно зовут отцом Десмондом, — сдержанно улыбнулась она, — можно и мне вас так называть?

— Мадам, я не смею рассчитывать на такую степень доверия при первом знакомстве, но надеюсь в дальнейшем заслужить вашу любовь.

Почувствовав, что подобный обмен любезностями ничем хорошим для нее не кончится, дама сказала:

— Садитесь, пожалуйста.

Что Десмонд и сделал — легко, непринужденно и без лишней суеты. Она же не сводила с него пристального взгляда холодных серых глаз.

— По крайней мере, вы хотя бы отличаетесь от вашего предшественника, — заметила госпожа Донован. — Я как-то пригласила его на чай. Только раз. Но мне и одного раза хватило. Он сидел на краешке стула, поджав губы и словно язык проглотив со страху, а руки у него дрожали так, что чай выплескивался из чашки.

— По крайней мере, он хотя бы не был плейбоем, мадам.

— Нет, не был. Хороший, трудолюбивый пастырь и при этом невыносимо скучный. Я была счастлива, когда ему дали собственный приход. Могу я предложить вам чашку чаю?

— Я пришел в надежде, что меня угостят вашим знаменитым чаем, — улыбнулся своей неотразимой улыбкой Десмонд. — И рад, что вы меня не разочаровали.

Она потянула за шнур звонка рядом со стулом и отложила книгу — прекрасно переплетенное издание «О подражании Христу», — обронив:

— Я получила Фому Кемпийского [35] от вашего отца. Которого я хорошо знала и любила.

— Благодарю вас, мадам. За своего отца и от себя лично.

В эту минуту принесли чай. Слуга осторожно поставил тяжелый серебряный поднос со старинным сервизом марки «Споуд» [36] и трехъярусной вазой для пирожных.

— Спасибо, Патрик, — произнесла мадам, а когда Патрик вышел, поклонившись и бесшумно закрыв за собой двери, добавила: — Ирландские слуги, если их как следует вышколить, лучшие в мире, святой отец. Но если этого не сделать и распустить их, они сразу становятся худшими в мире. Запомните мои слова. Они еще пригодятся вам при общении с прислугой в доме священника.

— Нашу добрейшую миссис О’Брайен испортить невозможно. Скорее она испортит нас.

— Я вовсе не желаю, чтобы меня портили, — отрезала мадам, которая, похоже, восприняла слова Десмонда как мягкий упрек в свой адрес. — Или чтобы меня окружали одни лизоблюды. Патрик — мой дворецкий и одновременно шофер, его жена Бриджит — замечательная кухарка, ей помогает на кухне деревенская девушка Морин. А сын одного из арендаторов три раза в неделю приходит ухаживать за моим скромным садом.

Десмонд никак не прокомментировал полученную информацию, словно хотел показать, что дама слишком много говорит и это дурной тон.

В результате ей ничего не оставалось, кроме как заняться подносом с чаем.

— Сливки? Сахар?

В ответ Десмонд только покачал головой. Тогда она протянула ему чашку чистого чая — горячего, ароматного и очень вкусного. Внимательно проследив, как он с видом знатока осторожно отхлебнул чай, она вопросительно подняла брови.

— Мадам, ирландский чай всегда хорош, но этот, словно манна небесная, должно быть, послан Небесами.

— Нет, вовсе не Небесами. Он доставлен прямо с особой цейлонской плантации. Что будете есть?

Десмонд взял два тончайших, восхитительных на вкус сэндвича с водяным крессом и отставил тарелку.

— Как? А торт?! Бриджит не переживет, если вы не попробуете хоть кусочек. Я-то думала, что все викарии обожают пирожные и торты.

— Не только викарии, но и клир в целом, — улыбнулся Десмонд, послушно взяв кусок роскошного домашнего торта, и весьма остроумно рассказал забавную историю об отце Бошампе и шоколадном торте.

Однако госпожа Донован, вовремя вспомнив, что собиралась проявить строгость к молодому священнику, даже не улыбнулась.