Мы уже были совсем готовы, но поскольку согласно строжайшей инструкции Делии Би Десмонд должен был появиться позже других, нам приходилось сидеть и ждать. Десмонд казался спокойным, на лице его застыла ставшая привычной для него маска полного безразличия. Я даже грешным делом подумал, не принял ли он транквилизатор. Но если и так, я его не виню. Ведь это был его момент истины, и от сегодняшнего вечера зависело, что его ждет впереди: триумфальный успех или падение в пропасть. Даже мне, которому была уготована лишь роль зрителя, ожидание давалось с большим трудом.

В половине одиннадцатою, после нескольких фальстартов, мы наконец прошли через холл отеля к ожидающему нас такси. Несколько минут езды — и перед нами возник сверкающий всеми огнями огромный дом. Наше скромное такси вызвало подозрение у дежуривших на входе полицейских, но после проверки пригласительных нас провели в дом, где уже другой полицейский, переодетый дворецким, приняв наши шляпы, проводил нас в гостиную. На пороге мы с Десмондом посмотрели друг другу в глаза и, сделав глубокий вдох, смело шагнули вперед.

Громадная гостиная, ярко освещенная двумя огромными люстрами венецианского стекла, была обставлена и декорирована с роскошью, которую диктуют колоссальные деньги. Вокруг двух роялей фирмы «Стейнвей» в разных концах комнаты группами стояли гости, человек сорок, не меньше, разделившиеся, как это принято в Америке, по половому признаку. Так, стайки нарядно одетых женщин щебетали в одном углу, а мужчины, и среди них хорошо узнаваемые кинозвезды, рассеянно бродили по залу, неосознанно разыгрывая из себя альфа-самцов.

В центре между этих двух групп в окружении близких друзей сидел хозяин всего этого великолепия — несравненный Сэм; рядом с ним стояла парочка суровых мужчин, а еще Делия Би собственной персоной, в полной боевой раскраске и с алым страусиным пером в волосах. За одним из роялей сидел сам Ричард Таубер [56] , за другим — к моему величайшему облегчению, Джон Маккормак, рядом с ним на диванчике расположилась его жена Лили. Эти чудесные люди были моими друзьями, и я подсел к Лили, которая приветствовала меня мягкой улыбкой. Я еще не встречал в Голливуде женщины тоньше и милее ее.

— Джон говорит, нас ждет что-то особенное, — шепнула она мне.

Десмонд, одиноко стоявший в дверях, не мог не привлечь всеобщего внимания, и тогда, продемонстрировав отменную выдержку, он обвел глазами комнату и, найдя уголок, где не толпился народ, уселся в позолоченное кресло времен Людовика XVII и принялся рассматривать огромную картину Андрео дель Сартро [57] «Похищение сабинянок». По тому, как Десмонд скептически приподнял левую бровь, я понял, что, по его просвещенному мнению, эта картина отнюдь не кисти великого мастера, а скорее, одного из его учеников, возможно, Джакопо Феллини.

Не знаю, может, мне и показалось, но женские голоса в комнате смолкли, поскольку все взгляды были прикованы к элегантному, сдержанному человеку, одиноко сидевшему в кресле. В Голливуде ничто не привлекает женщин больше, чем красота, особенно если речь идет о незнакомом красивом мужчине. И естественно, здешние красотки сразу же устремили изучающие взоры на Десмонда. Все они были всемирно известными кинозвездами, причем некоторые — совершенно бездарными, но натасканными опытными режиссерами, которые научили их изображать нужные эмоции. Но были и выдающиеся актрисы. Я заметил Грейс Мур, Кароль Ломбард, Джейн Новак, Лила Ли, а несколько поодаль — Этель Бэрримор и Норму Ширер [58] .

Вот и все. По правде говоря, больше никого особо интересного в комнате и не было. Таубер и Джон исполняли отрывки из опер, устроив нечто вроде соревнования: один начинал играть, а другой продолжал, и наоборот. Самая обычная голливудская вечеринка, когда уже все говорено-переговорено и гости ждут перед ужином чего-то этакого.

Вдруг одна из сидевших на диване женщин встала и медленно подошла к Десмонду. Это была Грейс Мур — молодая, стройная, привлекательная и уже хорошо известная певица. Приблизившись к Десмонду, который тут же вскочил с кресла, она протянула ему руки. В этот момент Джон Маккормак заиграл Пуччини, и Грейс, вплотную приблизившись к Десмонду, начала несравненную арию Чио-Чио-сан из «Мадам Баттефляй»:

Она прекрасно исполнила начало любовного дуэта, и тогда вступил Десмонд:

He вдаваясь в подробности, хочу только добавить, что они продолжили этот прекрасный и трогательный дуэт, сопровождая его соответствующими любовными жестами. Гости, пораженные столь неожиданно изящным исполнением, равно как и сдержанной красотой мужского голоса, наградили певцов аплодисментами.