Произнеся этот монолог, Шерлок Холмс выпрямился, медленно обвел взглядом собравшихся, затем вдруг протянул руку в один из углов и воскликнул:

– Вот убийца!

Наступила томительная пауза, все посмотрели в указанном направлении…

– Самми Хильер! – воскликнули вдруг двадцать голосов. – Не может быть! Глупости! Он?! Невозможно!

– Не торопитесь, джентльмены, не торопитесь! Поглядите на него хорошенько! Мне кажется, что у него на лбу царапина!

Хильер стоял бледный как смерть и готов был расплакаться, ища сочувствия. Он поворачивал голову во все стороны и наконец, сложив руки как для молитвы, обратился к Холмсу:

– Ради бога! Клянусь честью, я не виноват. А царапина на лбу…

– Констебль! Арестуйте его! – вскрикнул Холмс. – Я отвечаю за последствия!

Констебль нерешительно двинулся вперед, но подумал и остановился. В это время Самми увидал в толпе Арчи Стильмана и крикнул ему:

– О, Арчи! Спасите меня! Иначе это убьет маму! Вы знаете, как я поранился, – скажите им, спасите меня!

Стильман протолкался вперед и сказал:

– Да, я вас спасу, не бойтесь! – Затем он обратился ко всей компании: – Как он был ранен, джентльмены, это к делу не относится, я и так докажу вам, что он к нему совсем не причастен.

– Спаси вас бог, Арчи! Вот истинный друг!

– Ура, Арчи! Смелей, парень! Сбей с них спесь! – гаркнула вся компания, гордая тем, что в ее среде нашелся талантливый и добросовестный человек, который способен заткнуть за пояс приезжую знаменитость.

Патриотизм и здравый смысл взяли верх над идолопоклонством и сразу изменили настроение аудитории. Подождав, пока шум не утихнет, Арчи Стильман начал:

– Прошу Тома Джеффриса встать у одних дверей, а констебля – у других и никого не выпускать отсюда.

– Готово! Продолжайте, старина!

– Преступник, вероятно, здесь. Я вам его покажу, если окажется, что не ошибся. А теперь расскажу вам, как произошло дело, с начала до конца. Мотивом преступления была не корысть, а месть. Преступник вовсе не простодушный человек, а, напротив, очень хитрый. Он не стоял в шестистах двадцати двух футах от взрыва. Он не был ушиблен куском дерева. Мина не была заложена у передней стены хижины. Найденный мешок не принадлежит преступнику, и этот последний вовсе не левша. За исключением этих, все остальные выводы нашего знаменитого гостя вполне справедливы.

Большинство слушателей улыбались, но знаменитый гость и ухом не повел, что называется.

– У меня также есть вещественное доказательство, – продолжал Стильман, показывая кусок толстой проволоки, при этом все вытянули шеи, чтобы лучше видеть. – Потом я укажу вам место, где найдутся и другие. Конец этой проволоки покрыт, как видите, тонким слоем расплавленного стеарина. А вот еще наполовину сгоревшая свеча. На ней сделаны надрезы на расстоянии одного дюйма друг от друга. Позже я вам скажу, где нашел эти вещи, а теперь, отложив в сторону всякие рассуждения, догадки, остроумные выводы, одним словом – все эффектные трюки сыскного ремесла, я вам прямо расскажу, как все произошло.

Арчи помолчал немного, чтобы сконцентрировать внимание слушателей, и затем продолжал:

– Преступнику нелегко было выработать план действий. И это вышел хороший план, даже гениальный, свидетельствующий о весьма сильном интеллекте. Он был рассчитан на устранение всяких подозрений от настоящего виновника убийства. Прежде всего, последний взял свечку, зажег ее и определил время, необходимое для сгорания известной ее части. При этом он выяснил, что в течение трех часов сгорает четыре дюйма свечи. Я только что – здесь, наверху, пока вы толковали о характере Флинта Бакнера, – повторил этот опыт, конечно, в меньших размерах – не больше как в полчаса. Определив на одной свече скорость горения, он потушил ее – вот это ее остаток, – и сделал метки на другой свече. Затем он вставил последнюю в оловянный подсвечник и на метке, соответствующей пятичасовому горению, проткнул раскаленной проволокой дыру. Вы видели эту проволоку – на ней и теперь сохранился слой застывшего стеарина.

С трудом – с большим трудом, надо признаться – протащил потом преступник сквозь густые кусты, покрывающие гору позади владений покойного Флинта Бакнера, пустую кадушку из-под муки. Поместив последнюю в самой чаще, в тридцати пяти футах от хижины, он поставил на ее дно свою свечку. Затем отмерил тридцать пять футов шнура, провернул вот этим сверлом дыру в стенке кадушки, продернул сквозь нее шнур, вставил один его конец в свечку, а другой проложил через кусты к хижине. Таким образом один конец фитиля оказался погруженным в бочонок с порохом, стоявший в хижине Флинта – я не могу этого доказать, но пари держу, что так и было, – а другой был закреплен в свечке, рассчитанной на пятичасовое горение. Если свеча была зажжена в восемь часов вчера вечером, то взрыв должен был произойти сегодня в час ночи, как и вышло в действительности. Ребята! Кадушка и теперь стоит в кустах. На дне ее стоит подсвечник с остатками свечи. В дыре, провернутой сверлом, сохранился пепел от фитиля, а следы его идут от кадушки вниз по горе до самой хижины. Я все это видел своими глазами час или два тому назад, когда профессор производил тут свои чудесные измерения и собирал ничего не значащие вещественные доказательства. Если хотите, то и вы сейчас можете на все это посмотреть.

Стильман умолк. Аудитория радостно перевела дух и разразилась приветственными криками.

– Ах, черт бы его побрал! – воскликнул Хэм Сэндвич. – Так вот почему он по кустам-то шлялся, вместо того чтобы учиться у профессора! Не дурак он, ребята!

– Нет, сэр, не дурак!

Но Стильман попросил позволения закончить.

– Это еще не все, джентльмены, – сказал он. – Подготовив преступление, преступник позаботился и о том, чтобы скрыть орудия, послужившие ему для совершения убийства. Эту проволоку, огарок пробной свечки и это сверло он зарыл ярдах в ста от кадушки, в сосновом лесу, где я их и нашел. Диаметр сверла точно соответствует отверстию кадушки, а…